Елена Свиридова - Мне не забыть

— Наоборот, мне очень интересн-но, — Лера старалась отчетливо выговаривать слова, чувствуя, что хмелеет.

— Так вот, мы — то есть я, Серый и еще двое наших друзей-музыкантов — работаем в совершенно новом направлении, которое мы назвали бард-роком. Оно не имеет ничего общего с тем, что на Западе называют хард-роком, равно как и с авторской песней в ее каэспэшном варианте. В то же время мы взяли лучшее из того и другого и, по-своему переосмыслив…

Лера слушала Адика с большим напряжением, мысли в ее голове рассеивались, слова ускользали, правда, она периодически кивала, когда Адик спрашивал, не надоело ли ей слушать, но сама она была уже где-то далеко, ей даже казалось в какие-то мгновения, что она, оторвавшись от земли, парит в облаках… И там, сквозь облака, в призрачном тумане ей снова мерещилось прекрасное улыбающееся лицо Юргена.

— Чувствую, я утомил тебя теорией, — сказал Андрей, — пойдем, лучше сама послушай…

Лера встала с дивана, чуть качнулась, Адик спокойно взял ее под руку. Когда они вошли в комнату, Лера с удивлением увидела, что Наташа сидит на полу рядом с диваном, подобрав под себя свои длинные ноги, а Ванечка перебирает рукой ее пышные светлые волосы с такой трепетной нежностью, что у Леры защемило сердце.

Адик усадил Леру в кресло, снял со стены гитару.

Вдруг Лера, в каком-то внезапном порыве, вскочила с кресла, взяла у него гитару, ее пальцы побежали по струнам, она запела… Она слушала себя с удивлением, словно это был не ее голос, а какой-то чужой — красивый, чистый, глубокий… Этот голос легко выводил характерные цыганские переливы, срывался на плач, произносил незнакомые слова, которые рождались внезапно в глубинах сознания и легко слетали с языка. Лера не сразу поняла, что импровизирует на ходу, просто произнося вслух то, что пела ее душа.

— Это фантастика, — прошептал Адик, — жалко, магнитофона нет… Вот это находка!

Лера замолчала, бросила гитару, закрыла лицо руками и выбежала из комнаты…

Очнулась она в коридоре. Увидела испуганное лицо Наташи. Потом Ваню, который прикладывал мокрое полотенце к ее лбу… Адик обнимал ее и спрашивал встревоженным голосом:

— Тебе плохо? Хочешь воды?

Она замотала головой, и снова все поплыло куда-то… Она обмякла в чьих-то руках и почти не чувствовала, как ее несут в комнату и укладывают в постель…

Через несколько дней, пасмурным ранним утром, Валерия сидела в приемном отделении районной больницы в ожидании своей очереди. Услышав свою фамилию, она встала и на негнущихся ногах пошла в операционную.

— Вы не хотите оставить ребенка? — глядя ей в глаза, спросила женщина в белом халате.

— У меня нет такой возможности… — сухо ответила Лера.

— Вам двадцать два года, вы не девочка, но у вас впереди вся жизнь. Возможно, вы никогда уже не сможете иметь детей, я обязана предупредить вас… Подумайте.

— Я уже подумала, иначе не пришла бы сюда, — резко сказала Лера.

— Ложитесь на кресло, — скомандовала врач, — новокаин переносите, аллергии нет?

— Нет. — Медсестра натянула на ноги Лере белые матерчатые чулки, Лера глубоко вздохнула и закрыла глаза… Потом, в палате, время тянулось бесконечно. Женщины на других койках оживленно болтали, делились друг с другом своими семейными проблемами, поносили мужиков, волновались за оставленных дома детей… Лера молчала, притворившись спящей. На душе было так гадко и тяжело, что хотелось умереть. Вечером прибежала Наташа с пакетом фруктов, Лера встала, накинула халат, и они крадучись пошли курить под лестницу. Наташа была единственным человеком, знавшим о том, что Лера в больнице. Лера наотрез отказалась ставить в известность о случившемся кого бы то ни было, даже Наташиных друзей.

— Ребята очень беспокоятся за тебя, — сказала Наташа, — пришлось соврать, что у тебя это от переутомления…

— Я не могу здесь больше находиться, — сказала Лера подруге, закуривая вторую сигарету, — не могу слушать эту бабью болтовню, я с ума сойду!

— Завтра утром я приеду за тобой, а сегодня потерпи, выпей таблетку. Постарайся заснуть. И обязательно ешь яблоки, в них железа много, тебе это сейчас необходимо.

Оставшись одна, Лера легла на кровать лицом к стене и, не обмолвившись ни с кем ни словом, снова притворилась спящей. Она беззвучно плакала, уткнувшись лицом в подушку. Никогда в жизни еще ей не было так скверно, обидно, одиноко. Теперь, когда все уже осталось позади, она снова и снова думала о прекрасном голубоглазом иностранце, который, внезапно возникнув в ее жизни, так же внезапно исчез из нее навсегда. Несколько дней она прожила в замечательной, волшебной сказке и даже поверила в реальность этой сказки. Какая же она дура! Как только они расстались, он тут же забыл о ней! Но ведь он позвонил! Значит, он все-таки думал о ней! Что же случилось потом, почему больше не было ни звонков, ни писем? Неужели она была для него всего лишь мимолетным увлечением? Неужели прав был Красовский, когда говорил, что Юрген уедет в Германию и забудет ее? Ей так не хотелось верить в это, и в то же время, не находя никаких других объяснений его исчезновению, она все плакала и плакала, накрывшись одеялом с головой. Ночью, когда наконец в палате наступила тишина, Лера заснула, и ей приснился Юрген…

Утром Наташа, как и обещала, приехала в больницу за Лерой. Она понимала состояние подруги и старалась как-то разговорить ее, чтобы у той стало легче на душе.

— Понимаешь, ты не из тех женщин, которых бросают, — сказала она уверенно.

— А из каких же я женщин? — улыбнувшись, спросила Лера.

— Из тех, которым предлагают руку и сердце. Да ты и сама прекрасно это знаешь. Он не мог просто так уехать и забыть о тебе, тут что-то не так.

— Что тут не так? Все именно так, как и должно было быть. Он просто не захотел больше встречаться со мной, зачем ему все эти сложности! Что у них там, девушек мало! А здесь он просто решил поразвлечься скуки ради!

— Лерка, ты сама понимаешь, что это неправда, — пыталась убедить ее Наташа. — Ты бы видела, какое у него было лицо, когда я передала ему записку с твоим телефоном и адресом. Да он чуть не плакал, когда узнал, что ты улетела в Москву! Я, конечно, совсем мало знаю его, но кое-что я в людях понимаю. Он не притворялся, клянусь тебе. Он любит тебя, просто что-то случилось, он не смог тебе дозвониться, а письма из Германии идут очень долго, если вообще доходят.

— Я никогда больше не увижу его… Ладно, закончим с этим. Надо возвращаться к жизни, работать, впереди — дипломный курс, а я расклеилась, как какая-то сопливая дамочка из мелодрамы! Тьфу ты, самой противно и стыдно!

— Все ты говоришь правильно, только стыдиться тебе нечего. Любовь — это счастье, даже если ничего не складывается. Думаешь, мне легче? Твой далеко, за границей, мой любимый — здесь, в Москве. Да что с того. Я ему действительно не нужна, и тут ничего не поделаешь. Быть бы мне на твоем месте… Если бы ты захотела, тебе он предложил бы и руку, и сердце…