Лиз Райан - Знак расставания

Эран удивилась еще больше, когда в четверг, в точно назначенный срок, Холли родила девочку. В субботу они уже были дома, и после долгих обсуждений с бабушкой и дедушкой, приехавших из Уэльса, было решено назвать ее Мораг. С неделю Эран была занята не меньше, чем сами Холли и Уолтер, и всецело поглощена симпатичной малышкой, которую очень радостно встретили в семье. Как же крепко ребенок может держаться своими ручками, думала Эран, слушая веселое улюлюканье малышки, когда та повисала у нее на руках. Неожиданно для себя Эран осознала, что происходит какой-то странный процесс нового воссоединения членов семьи и что она здесь явно чужая. Она погрузилась в работу по дому, не зная, хотела бы Холли этого или нет. Мораг приносила огромную радость, да и Олли стал таким славненьким. Холли тактично дала Эран карты и отправила путешествовать по городу.

Стесняясь, что соврала про свой возраст, Эран не могла сказать Холли, что как раз сегодня был день ее семнадцатилетия. Ей не пришло из дома ни подарка, ни открытки. Аймир не знала точной даты, ее братья и сестры просто позабыли об этом, а Молли вовсе не считала нужным утруждать себя такими сантиментами. Конор бы написал ей, если бы ему напомнили, но, очевидно, этого никто не сделал. Эран даже не могла сказать об этом своим однокурсникам: это звучало бы слишком по-детски. Она взяла карты города, словно талисман, осознавая, что уже стала взрослой и теперь ей надо самой прокладывать себе дорогу в будущее. И ей совсем не хотелось думать, что в этом будущем она никогда не встретит человека, который верит в дни рождения. Нет, он обязательно будет помнить об этом, поздравит ее и отпразднует его вместе с ней! Теперь же Эран видела единственную положительную сторону в своем одиночестве — свободу, стараясь извлечь из этого максимальную пользу.

Но в этой свободе было и нечто, что ее не устраивало. Из относительной закрытости Ислингтона она вырвалась в намного более широкий мир. Словно приподнялся занавес над столицей Соединенного Королевства. Масштабы города поразили ее выразительностью ярких красок, историей, характером, палитрой контрастов: от процветания и благополучия до нищеты и убожества. На одной и той же улице соседствовали великолепные лепные фасады и гнездились фанерные домики, стоял нищий с протянутой рукой и шикарный «роллс-ройс». Здесь улица буквально кричала от нищеты, и тут же рядом витрина магазина блистала бриллиантами. Повсюду можно было встретить панков или рокеров в черной коже, с выкрашенными в безобразный яркорозовый цвет волосами и с огромными, устрашающего вида цепями и медальонами. Смесь самых разномастных людей, какофония языков! Эран раньше никогда не видела негров или даже просто цветных, и она заставляла себя прекратить глазеть на них, отводила взгляд от их странных костюмов, не зная, надели негры такое для пущего эффекта или просто так. Было ли принято носить такую одежду в стране, откуда эти люди приехали, или это была просто пустая бравада? Все это было так удивительно, что даже если бы она сотню лет подряд прожила в Лондоне, казалось, все равно бы никогда не привыкла к этим контрастам.

Эран бродила по городу в любую погоду, зная, что Митчеллы снова скоро загрузят ее работой. Она могла просто гулять по лондонскому метро, выходя на любых остановках, а в какие-то дни сама выбирала себе пункт назначения, проводя целый день в музее мадам Тюссо, в Риджент-парке или в Сити. В другие дни Эран изучала, какие покупки можно сделать на Оксфордской улице, затем ехала посмотреть на Гринвич, Кенсингтон или Пиккадилли. Ее переполняли самые разнообразные чувства от звуков, запахов, настроений определенных кварталов: повсюду бурлила жизнь, яркая и многообразная. Когда они говорили потом по телефону с Аймир о Лондоне, Эран даже не могла строить обычные фразы: все превращалось в сплошные восклицания.

Только учеба оставалась для Эран твердой почвой под ногами. Теперь она повсюду брала с собой книги: в Гайд-парк, где распускались первые тюльпаны, в кафе и на прогулки по площадям, даже на водный автобус и на пешие прогулки, которые она совершала. Уолтер помог ей оформить абонемент в библиотеку Ислингтона, все же остальное пока оставалось для Эран недоступным, дорогим и манящим. Она часто думала о том, что ей хотелось бы оставлять себе хоть чуточку больше из того, что она зарабатывала.

Но на это нельзя было рассчитывать. Молли постоянно писала дочери, что с рыбной ловлей дела обстоят все хуже, зимой вообще вряд ли удастся выходить в море, что Акил износил все ботинки и ему нужны новые, что ветер сорвал с крыши большую часть покрытия, а новое Бог знает сколько будет стоить. Дерси сломал зуб, и его надо было отвести к дантисту, на топливо подскочили цены, на шерсть тоже…

Эран сжала зубы, подумав, избавится ли она когда-нибудь от груза проблем своей матери. Голос Молли звенел в ее ушах, заставляя чувствовать свою вину и эгоизм, словно требуя от нее послать побольше денег, если она сможет сэкономить — на кофе со своими одноклассниками, не купит книги о Бизе и косметику, на которую она давно «положила глаз» в одном из магазинов. Но в апреле Холли наконец вернулась к работе, оставив маленьких Олли и Мораг на попечение Эран, поэтому девушке пришлось сосредоточиться на детях и на учебе — приближались майские экзамены.

Как-то вечером Эран стояла у плиты, помешивая спагетти, с книгой в другой руке, и вдруг незаметно вошла Холли.

— Здравствуйте, Холли. Как прошел день? — спросила Эран.

— Ничего, спасибо, Эран. А как мои малыши? — улыбнулась Холли.

Она побежала к детям, и только тут Эран ясно почувствовала явное противоречие в жизни Холли: женщина буквально разрывалась между работой и отчаянным желанием быть дома с детьми. Холли очень любила своих детей, на работе она постоянно думала о них, и такому положению вещей нельзя было позавидовать. Ведь в этой ситуации страдали в определенной степени как работа, так и дети. Эран подумала, что если у нее самой когда-нибудь будут дети, то это случится уж никак не раньше тридцати шести лет, как у Ханнак Лоури. Но ведь и Холли было уже тридцать шесть, и вот она оказалась в такой ситуации, даже с хорошо налаженным бизнесом. Почему мужчины не испытывают такой же острой привязанности к своим детям? Уолтер уходил утром из дома, даже не взглянув на малышек, он не звонил по пять раз на дню, не читал Олли сказку на ночь, не готовил малышке Мораг ночное питание. Эран привязалась к Холли. Девушка испытывала к ней глубокое уважение и хотела во многом походить на нее.

— Я делаю спагетти, Холли, это годится? — спросила Эран.

— Да, я так устала сегодня, что даже собиралась заказать готовую еду по телефону. Ты не должна готовить для нас, если это не касается детишек, — сказала Холли.