Читра Дивакаруни - Дворец иллюзий

Имя Дхри вполне подходящее, хотя, если бы я была его отцом, я бы выбрала более яркое, как, например, Божественный победитель или Свет Вселенной. Но дочь Друпада? Одаренный сыном, он не ожидал моего появления. Не мог ли он выбрать что-нибудь менее эгоистичное? Что-нибудь более подходящее для девочки, которая, как предполагалось, изменит историю?

Я откликалась на Драупади до сегодняшнего дня, потому что у меня не было выбора. Но я решила, что это больше не повторится. Мне необходимо было более героическое имя.

Ночью, после того как Дхаи-ма ушла к себе, я лежала на высокой жесткой кровати с массивными ножками и наблюдала за танцем теней, отбрасываемых масляной лампой на щербатых каменных стенах. Я боялась пророчества и в то же время хотела, чтобы оно сбылось. Обладала ли я качествами, присущими героине: смелостью, настойчивостью, несгибаемой волей? К тому же я была заключена внутри дворца, похожего на мавзолей, где даже судьба могла меня не найти.

Но больше всего мне не давала покоя мысль о том, чего Дхаи-ма не знала, то, что разъедало меня изнутри, словно ржавчина решетку моего окна: что же случилось на самом деле, когда я вышла из огня?

Может, как утверждала Дхаи-ма, голоса действительно предсказали мою жизнь среди обманчивого шума, но я их еще не слышала. Оранжевые языки пламени погасли, внезапно стало холодно. В старинном зале пахло благовонием и более древним запахом военного пота и ненависти. Худой сияющий человек приблизился ко мне и брату, когда мы стояли, держась за руки. Он распростер руки, но только для моего брата. Он поднял лишь мальчика, чтобы показать его своему народу. Только мой брат был желанен. Но мы так упрямо держались друг за друга, что моему отцу пришлось поднять нас обоих.

Я не забыла эту нерешительность даже спустя годы, хотя царь Друпада исправно исполнял свой отцовский долг и обеспечивал меня всем, чем, по его мнению, должна была обладать принцесса. Иногда, когда я настаивала, отец даже предоставлял мне привилегии, которых он лишил других своих дочерей. Несмотря на свою суровость и склонность впадать в крайности, он был щедр и, можно даже сказать, снисходителен. Но я не могла простить ему это первоначальное неприятие. Возможно, именно поэтому, когда я из маленькой девочки превратилась в девушку, я не доверяла ему полностью.

Негодование, которое я не могла выразить отцу, я направила на его дворец. Я ненавидела толстые серые плиты стен, больше подходящие для крепости, нежели для королевской резиденции. Я ненавидела узкие окна; невзрачные, тускло освещенные коридоры, неровные, всегда влажные полы; массивную, без излишеств мебель, оставшуюся от предшествующих поколений, которая по размерам больше подходила для гигантов, чем для людей. Больше всего я ненавидела сады, в которых не было ни деревьев, ни цветов. Царь Друпада полагал, что кроны деревьев могут стать источником опасности, так как загораживают вид караульным. Кроме того, отец считал деревья и цветы бесполезными, а от того, в чем он не видел никакой пользы, он избавлялся.

Разглядывая из окон моей комнаты лишенный растительности двор, я чувствовала, как уныние ложится на мои плечи, точно железный платок. «Когда у меня будет свой собственный дворец, — пообещала я себе, — в нем всё будет совершенно по-другому». Я закрыла глаза и представила буйство цветов и звуков, пение птиц в деревьях манго и кремовых яблонь, бабочек, порхающих среди кустов жасмина и всего этого великолепия. Правда, я еще не могла придумать, каким будет мой будущий дом. Будет ли он изысканным, как камень горного хрусталя? Или дорогим, как кубок, усеянный драгоценными камнями? А может, утонченным и замысловатым, как золотая филигрань? Единственное, что я знала наверняка, это то, что мой будущий дворец станет отражением моей души. Там я наконец буду дома.

Годы моего пребывания во дворце отца были бы невыносимы, если бы не мой брат. Я никогда не забывала ощущение его руки, сжимающей мою, его отказ покинуть меня. Мы были неразлучны, утешая друг друга в нашем одиночестве. Мы делились нашими страхами о будущем, яростно защищали друг друга от мира, который считал нас не совсем нормальными. Мы никогда не говорили о том, что один из нас значит для другого — Дхри чувствовал неловкость, раскрывая свои чувства. Но иногда, когда я представляла, как пишу ему письма, я связывала слова в нелепые метафоры: «Я буду любить тебя, Дхри, пока великий Брахман не поглотит Вселенную, словно паук, втягивающий в себя паутину».

Тогда я не знала, насколько мучительным окажется вкус этой любви и как дорого она будет стоить каждому из нас.

Возможно, причина, по которой мы с Кришной так хорошо ладили между собой, крылась в нашем темном цвете кожи. В обществе знать всегда смотрела свысока на всех, у кого кожа была темнее молочно-миндального цвета. Иметь смуглую кожу, особенно для девушки, считалось несчастьем. Старательная нянюшка часами натирала меня отбеливающими мазями. Эти часы были просто мучительны. В конце концов она потеряла надежду. Возможно, я бы тоже отчаялась, если бы не Кришна.

Было совершенно очевидно, что Кришна, чей цвет кожи был даже темнее моего, не считал это недостатком. Я слышала множество рассказов о том, как он очаровывал сердца женщин в своем родном городе Вриндаване. Говорят, он нашел путь к сердцам всех шестнадцати тысяч женщин! И даже к сердцу принцессы Рукмини, известнейшей в наше время красавицы. Она, нарушая все рамки приличия, послала ему любовное письмо, в котором просила его жениться на ней. Кришна сразу же ответил на него по-рыцарски, похитив красавицу, и увез ее в своей колеснице. У него были и другие жены тоже, по последним подсчетам — около сотни. Могла ли знать Кампилии ошибаться? Может ли смуглость кожи очаровывать?

Когда мне было четырнадцать лет, я набралась смелости и спросила у Кришны, как он считает: способна ли принцесса, обеспокоенная цветом своей кожи (столь темным, что в народе его сравнивают с синяком), изменить историю. Он улыбнулся. Он довольно часто отвечал на мои вопросы именно так — с загадочной улыбкой, которая заставляла меня искать ответы самостоятельно. Но в этот раз ему пришлось привести в равновесие мои смятенные чувства, и он сказал:

— Проблема становится проблемой лишь тогда, когда ты полагаешь, что она таковой является.

Я выслушала этот уклончивый совет с некоторым недоверием. Он звучал слишком просто, чтобы быть действенным. Но накануне праздника бога Шивы я решила последовать этому совету.

Каждый год в эту необыкновенную ночь королевская семья участвует в процессии: мужчины впереди, а женщины — следом за ними, идут в храм Шивы, чтобы помолиться. Идти нужно недалеко — храм находился в черте дворцовых владений. В этом грандиозном зрелище вместе с нами участвовал весь двор и многие известные горожане Кампилии, разодетые в свои лучшие блестящие одежды. Это событие было из числа тех, которые порождали во мне самые худшие опасения. Я пыталась сослаться на плохое самочувствие, чтобы остаться в своей комнате, но Дхаи-ма, не веря моим отговоркам, заставляла меня принимать участие в церемонии. Производя жалкое впечатление среди множества других женщин, которые болтали между собой, игнорируя меня, я старалась быть незаметной. Другие принцессы с их светлыми лицами и непрестанным подшучиванием заставляли меня чувствовать себя вдвойне неловко, отчего я сутулилась, идя позади их всех. Как мне хотелось, чтобы Дхри был со мной. Если кто-либо обращался ко мне, будь то гость или приезжий — обычно это был кто-нибудь, кто меня не знал, — я начинала краснеть, запинаться и теребить подол моего сари (да, даже в этом возрасте).