Юлия Снегова - Карнавал страсти

— Отлично, — с улыбкой ответила Настя, — все было великолепно.

— А я и представить не мог, что будет так хорошо. Никогда бы не подумал, что совсем юная девчонка разбирается в чем-то лучше меня.

— Просто я еще не потеряла веру в себя, — скромно улыбнулась Настя.

— Слушай, — задумчиво произнес Дмитрий, — я помню, что перед тем как мы, ну сама знаешь что начали делать, ты говорила очень странные вещи. То есть у меня возникло ощущение, что это вообще была не ты, а какой-то другой человек. Повтори, что ты тогда сказала.

— А я уже сама не помню, — слукавила Настя, — знаешь, иногда на меня находит, и я начинаю говорить вещи, которые сама потом не могу ни понять, ни запомнить. Мою маму это всегда пугало. Это со мной случается, когда я сильно испугаюсь или разволнуюсь. Один наш знакомый йог сказал, что это говорят во мне мои прошлые воплощения. Но я в этом ничего не понимаю. Ты просто не доводи меня до таких состояний, и я всегда буду сама собой.

Дмитрий недоверчиво слушал Настю и не знал, верить ей или нет. Все это звучало неправдоподобно. Но, собственно, какая ему разница? Она может говорить все что угодно. Главное не это, а то, что рядом с ним сейчас юная прекрасная девушка, которой удивительным образом удается сочетать в себе полное доверие к нему и искреннее нежелание осложнять ему жизнь. Словно подтверждая эти мысли, Настя спросила:

— Послушай, ты ведь рад теперь, что я у тебя живу. Если нет, ты так и скажи. Я найду себе жилье, не волнуйся, и буду просто приходить к тебе в гости. Я не хочу быть тебе в тягость. Я хочу, чтобы наши отношения всегда оставались радостными и свободными.

— Ты просто не понимаешь, что это ошибка — ждать от жизни одной радости и свободы. Свобода — это одиночество и пустота. За последние годы я понял это слишком хорошо. Конечно, ты должна жить у меня, я никуда тебя не отпущу, — Дмитрий поцеловал Настю в совсем сонные уже глаза и почувствовал, как желание вновь просыпается в нем.

На этот раз было немного больно. Настя старалась ничем это не выдать, но Дмитрий почувствовал ее напряжение, увидел, как она стискивает зубы и судорожно сжимает в руках простыню.

— Прости, я самый настоящий эгоист! Думаю только о своем удовольствии. Сейчас, если ты не устала, я попробую сделать так, чтобы и тебе было хорошо. Хочешь?

Настя ответила ему не словами, а нежным поцелуем.

Дмитрий покрывал поцелуями ее тело, опускал лицо все ниже, пока его губы не слились с ее лоном. Его язык был таким чутким, нежным и одновременно страстным, что очень скоро Настя забыла обо всем на свете. Все исчезло, кроме подхватившей ее волны острого наслаждения, на которой Настя качалась на волшебных качелях. Когда наслаждение достигло своего пика, ее тело свела сладкая судорога, и Настя почувствовала, что ее глаза мокры от слез.

— Спасибо, — прошептала она и притянула к себе голову любимого, — это было потрясающе. Я и не предполагала, что может быть так хорошо. Я даже чувствую себя немного виноватой.

— Почему, глупышка?

— Да потому, что я в этот момент совершенно забыла о тебе, о нас, все, кроме наслаждения, исчезло из моего сознания. Наверное, это неправильно, да?

— Ну что ты, мне очень приятно это слышать. Так и должно быть, забыть обо всем на свете, испытывая наслаждение, а потом очнуться и увидеть рядом с собой… — Дмитрий на мгновение замялся.

— Любимого человека, — закончила за него Настя. — Хоть тебе и не нравятся эти слова, но я абсолютно уверена в своей любви к тебе. Не думай, я не жду от тебя признаний. Мне вполне достаточно того, что есть. Я так счастлива, что полюбила наконец, ты просто себе представить не можешь.

Они лежали в обнимку, голова Насти покоилась на плече Дмитрия, он легонько гладил ее по волосам. Настя неожиданно поняла, что теперь знает, что такое абсолютное счастье. Она старалась получше запомнить это состояние, чтобы в минуту одиночества, страха или печали вызвать его из памяти.

Незаметно Настя заснула. Ее разбудил солнечный луч, скользящий по губам и глазам. Настя подняла веки, зажмурилась на миг, потом вспомнила все, что было ночью, и засмеялась от радости. Она быстро огляделась и, не заметив рядом с собой Дмитрия, испугалась.

«Где он, — пыталась понять Настя, — может быть, все это мне только приснилось?»

Потом она услышала шум льющейся воды, поняла, что Дмитрий в ванной, и успокоилась. А еще через несколько минут он появился и сам, смеющийся, с мокрыми черными прядями, прилипшими ко лбу, завернувшийся в синий махровый халат.

— Привет, ты так красиво спала, не хотел тебя будить. Лежи, лежи, не вставай. Сейчас тебе будет кофе в постель.

— С ума сойти, — улыбнулась Настя.

— Действительно, все это сильно смахивает на безумие, — согласился Дмитрий, — но должен же я хоть немного соответствовать образу прекрасного принца. А может быть, ты тоже хочешь принять душ? Тогда иди мойся, а потом опять ложись. Потому что я, можно сказать, первый раз в жизни хочу кому-то подать кофе в постель, так не души мой прекрасный порыв.

Настя лежала и молча улыбалась. Она и не подозревала раньше, что это так прекрасно, встречать солнечное утро абсолютно голой, в постели любимого человека. Она поняла, что не хочет идти в душ. Ее тело еще хранило запах Дмитрия, запах их любви и страсти, и Насте не хотелось смывать его.

Кофе был великолепным, подогретые в тостере булочки хрустели румяной корочкой, Дмитрий улыбался, Настя смеялась, лучи солнца пробивались сквозь зелень растущих на окне деревьев. Все было так чудесно, что Насте казалось порой, что ей снится самый лучший сон в ее жизни. Она знала, что рано или поздно придется проснуться, но как же ей хотелось, чтобы этот сон продлился подольше.

Наверное, это утро было задумано в ее честь, потому что сон не кончался, а становился все счастливей и чудесней.

— Спеть тебе?

— Конечно, — Настя смотрела на него сияющими глазами, — я не решалась тебя об этом попросить. Фарид сказал, что ты поешь теперь только ради денег.

— В общем-то так оно и есть. Но иногда мне хочется спеть просто так, из любви к искусству, или нет, лучше сказать, просто из любви. Я спою тебе один очень жизнеутверждающий романс на стихи Алябьева.

— «Соловей», что ли? — засмеялась Настя.

— Извини, но «Соловей» написан для колоратурного сопрано, а я все-таки баритон и сопрано петь не смогу даже для тебя. Нет, это такой не слишком известный романс, но он очень подходит к этому утру и даже к твоим ужасным зеленым волосам. Слушай:

Дмитрий пел, его черные глаза весело блестели, он смотрел на Настю, и она читала в его взгляде любовь, которую он боялся выразить словами.