Юлия Снегова - Карнавал страсти

Настя подняла голову и взглянула на бесстрастное лицо сфинкса. На мгновение ей показалось, что по каменным чертам скользнула тень насмешливой улыбки. Девушке стало не по себе.

— Откуда ты все это знаешь? — спросила она. — Сам, что ли, придумал?

— Ты что? — искренне удивился Миша. — Разве я сам додумался бы до такого, — и Настя вынуждена была признать правоту этого утверждения, — я это в одной газете прочитал.

— Ну, — разочарованно протянула Настя, — в газете могут любую чушь написать, а потом всякие дураки, — она покосилась на Мишу, — будут этому верить.

— Не хочешь — не верь, — обиженно заявил ее собеседник, — вот только я расскажу тебе историю, которая произошла с моим приятелем. Он учится в университете, это в двух шагах отсюда. Однажды он сидел на лекции, и вдруг ему ужасно захотелось взглянуть на сфинкса. Он отпросился, пошел к сфинксу, и что ты думаешь? Встретил там своего папу. Он спрашивает: «Папа, что ты здесь делаешь?» А папа отвечает: «Вот, к сфинксу потянуло». Причем папа приехал с другого конца города. А потом они смотрят, подъезжает такси, и оттуда вылезает мама. Оказывается, ее тоже к сфинксам потянуло. И ты после этого будешь говорить, что я несу чушь? — Настя обескураженно молчала. — Ладно, — сказал Миша, — пойдем отсюда, а то сфинксы нас совсем зазомбируют.

Миша жил на 9-й линии Васильевского острова, в старинном четырехэтажном доме. Лифта здесь, естественно, не было, наверх вела широченная лестница, камень ступеней стерся под шагами множества людей, приходивших в этот дом. Миша и Настя поднялись на четвертый этаж и оказались перед внушительной металлической дверью. Настя вспомнила слова своего папы, который говорил, что железные двери только приманивают грабителей.

Миша знаками показал Насте, чтобы она молчала. Он опасался, что соседи услышат шум и донесут матери об этом визите. Наконец Миша справился с замком и, как истинный джентльмен, пропустил свою гостью вперед.

— Ну как? — спросил он, и по его голосу Настя поняла, что Миша ждал привычного восхищения.

Настя не обманула его ожиданий. Она ходила по квартире, разглядывала стены, потолок, зажигала изысканные светильники и трогала изящные дверные ручки.

— Класс, — повторяла она, — очень красиво, прямо как в Европе. Такие квартиры я видела только в кино.

Настя знала, какие слова нужно говорить в таких случаях. Ей и самой не раз приходилось выслушивать нечто подобное, когда к ним домой забредал кто-нибудь не из их круга. Однажды к Ирине, их домработнице, приехала сестра из Саратова, и Ирина привела ее к ним домой, как на экскурсию. Дома была одна Настя, и ей пришлось целый час выслушивать восторженное кудахтанье саратовской гостьи. Настя тогда испытала целую гамму чувств — от злости и раздражения до жалости.

Сейчас ей ничего не стоило изобразить из себя восторженную провинциалку. К счастью, Миша удовлетворил свое хозяйское тщеславие довольно быстро. Неожиданно он заявил:

— Но, в сущности, все это фигня. Мне эти новомодные квартирные навороты совсем не нравятся. Теперь, после этого дурацкого евроремонта, приходится по собственной квартире ходить как по музею. Боишься лишний раз чихнуть или к стене прислониться. Пойдем лучше в мою комнату, это единственное место в доме, где я чувствую себя нормально.

Мишина комната выглядела как небольшой храм, посвященный богу подростковой независимости. На каждой стене красовалось по нескольку плакатов с изображением рейверских ди-джеев. Они соседствовали с прибитыми прямо к стенам виниловыми пластинками, компакт-дисками и дискетами. Когда Настя увидела подвешенную к люстре компьютерную мышь, она не смогла удержаться от смеха.

— Ты бы еще клавиатуру прибил, — сказала она.

— А что, разве тебе не нравится, — обиделся Миша, — по-моему, отличный дизайн. Пойдем на кухню, поищем, может, от Дорис осталась какая-нибудь заморская еда.

На кухне они обнаружили банку фаршированных перцем оливок и пачку немецких вафель «Моцарт». Миша сварил кофе и, пока Настя пила его, уплетая вафли вперемешку с оливками, удалился в комнату. Через несколько минут он вернулся с ворохом старых фотографий.

— Сейчас у нас будет вечер воспоминаний, — объявил он, — я покажу тебе твоего возлюбленного в младенчестве, детстве и юности.

— Да? — обрадовалась Настя. — А откуда у вас его фотографии?

— Когда у папы еще не было своей квартиры, он держал свой архив, всякие там письма, фотографии, у мамы. А потом он часть забрал к себе, а часть так и осталась у нас. Самое смешное, что мама, кажется, всем этим дорожит. Однажды я застукал ее за тем, как она ночью сидела на кухне и перебирала эти карточки. Когда она увидела меня, то ужасно смутилась и сбежала к себе в спальню. Знаешь, иногда мне кажется, что она любила отца по-настоящему и очень долго не могла потом разлюбить.

Настя с внутренним трепетом перебирала старые черно-белые карточки. На самой первой она увидела голенького пухлого ребенка с круглыми черными глазками. Вот Митя постарше, четырехлетний малыш в окружении двух женщин с одинаково завитыми волосами и подведенными глазами.

— Это его мама, — пояснил Миша, — и ее, кажется, подруга. Не знаю точно. А это папа со своим младшим братом, — он протянул Насте карточку, с которой на нее смотрели два совершенно не похожих друг на друга мальчика, правда, оба они были черноволосыми и черноглазыми.

— А где сейчас Митины брат и мама? — спросила Настя.

— Дядя Вова живет в Обнинске, он физик-теоретик, работает в каком-то институте, где зарплату не платят уже полгода. Последний раз он приезжал, когда мне было лет десять. Я его плохо помню. На папу он совсем не похож, ни внешне, ни внутренне. Он такой все время веселый, у него жена, трое детей. Мама иногда с ним перезванивается. Я слышал, что дядя Вова собирается уехать по контракту в Америку, потому что здесь ему уже на еду не хватает. Папа, — добавил Миша, — почему-то с ним почти не общается. По-моему, он вообще родственников не любит.

— А что с его мамой? — спросила Настя. — То есть с твоей бабушкой. Она жива?

— Нет, она умерла, когда мне было года три. Я ее совсем не помню. Судя по рассказам, она была из тех, кого называют женщинами трудной судьбы. Она ни разу не была замужем, родила двоих детей от разных мужчин. Дети выросли, и она осталась одна. Дядя Вова после института сразу же уехал из Ленинграда, а от папы, сама понимаешь, толку мало. Навещал он ее довольно редко, а когда она умерла, его вообще в городе не было. С ней случился сердечный приступ чуть ли не на улице. Прохожие вызвали «скорую», но машина ехала так долго, что бабушка уже умерла.

Папа, — продолжал Миша, — даже на похоронах не был. Он был тогда в каком-то походе, что ли? Короче, ему так и не смогли сообщить. Представляешь, приезжает человек из отпуска и прямо на могилу к матери.