Кен Шэйкин - Соблазн

Больше задниц. Когда она увидела Дивальдо, он флиртовал еще с одной потаскушкой среднего возраста. Со шлюхой, у которой выдалась свободная ночь. Он был рад увидеть своего любимого арендатора. То же самое происходило, когда она потом встречала его на улице, в бакалее, у банкомата. Он вилял перед ней хвостом, как будто она была единственной задницей в городе, раз десять повторяя ей, «как она хороша-а-а», и, прежде чем уйти, касался пальцами своего уха и рта в интернациональном жесте, обозначающем телефонный разговор, намекая, что они обязательно созвонятся.

Профессионал во всем. Его услуги нарасхват. Постоянно занят, обслуживая все гребаные окрестности.

Чего Барбара ждет от этого неряшливого бара? Сюда приходят, чтобы встретиться с неряшливыми людьми. Она рада иметь бар поблизости от дома, уставшая от питья и вождения машины, все-таки предпочитая питье. Как еще она сможет путешествовать по миру лунатиков? Помня об этом, она ночь за ночью возвращается в свою гостиную на углу. Ей нужно только вытащить себя из кровати, обновить лицо и одежду и отправиться на работу. Там ей нальют кофе с молоком, чтобы заменить ее первый «Мартини».

В своей гостиной она встречается с разнообразной публикой. Их нельзя назвать ее друзьями, но все-таки это больше, чем знакомые, поскольку она видит их каждый день. Это ее сослуживцы. Она поддерживает дружеские отношения с доминиканской проституткой, чернокожей женщиной с рыжими волосами. Огромная задница не мешает ей носить короткую облегающую юбку, а отсутствие нескольких зубов не делает ее улыбку менее привлекательной. Проститутка поведала Барбаре, что доминиканцы знают, как трясти задницей. Так, вероятно, она знакома с Дивальдо? Все знакомы с Дивальдо, трясущим задницей, говорит она.

Еще Барбара подружилась с одним или двумя доминиканцами, торгующими наркотиками. Они не трясли задницами и, похоже, не были знакомы с Дивальдо, который советовал ей держаться подальше от этих плохих мужчин. Они мало разговаривали, но удивительно дружелюбно относились к Барбаре, когда она осмеливалась наблюдать за их игрой в пул, любопытствуя, что такая милая леди делает в баре подобном этому. Она порадовалась этому комплименту. Никто еще не называл ее милой или леди. Эти иностранцы умеют себя вести. Они знают, как доставить удовольствие иностранке. С тех пор как Барбара покинула родные пенаты и переехала сюда, на этот райский остров, она оказалась в состоянии закрыть зияющую пустоту в ее жизни в течение долгого времени. Это был путь, на котором она могла видеть себя, а остальной мир мог видеть ее.

Торговцы наркотиками не были с ней знакомы. Их не интересовало, кто она и откуда взялась. Они не осуждали ее за эксцентричность. Она нравилась им, потому что не была одной из них. Они расценивали ее непохожесть как отличительную особенность, отражающую ее образ в том свете, в котором она предпочитала выступать. И она платила им тем же.

Есть преимущество в том, что ты иностранец. Пройдя бесконечные препятствия, этот человек получает шанс начать все заново на новом месте. Барбара познакомилась с высоким швейцарцем, который казался в баре еще более неуместным, чем она. Он сказал ей, что никогда не вернется в Швейцарию, что считает здешние окрестности своим домом, высокие бетонные стены своей стражей, а себя птицей, угнездившейся на Гамильтоновских высотах. Он заявил, что умрет на земле свободы.

У него странный способ самовыражения. Почти поэтический. Она пыталась разглядеть мужчину, едва видимого в темном углу, прячущегося в собственной тени. Необычно высокий, смуглый и фантастически красивый. Сальные грязные белокурые волосы казались серо-бурыми. Его лицо как будто было выгравировано на страницах книги об отважных приключениях странствующего рыцаря, спасающего женщину, оказавшуюся в затруднительном положении. Он сказал, что его имя Тор, сокращенное от Торстен. У него к тому же имелось тевтонское кольцо, и ей не понадобилось много времени, чтобы представить себе его предка в железных доспехах, скачущего на закованной в доспехи лошади по холодной бесплодной равнине во времена железного века.

В течение нескольких минут она поняла, что встретила мужчину своей мечты. Выглядел он соответственно. Для своих лет был в хорошей форме и не пытался казаться моложе. В молодости он, должно быть, провел много времени на лошади. Кожа на его черепе такая обветренная и изношенная из-за сражений или яркого солнца, что лицо кажется вырезанным из дерева. Под героической и симпатичной маской скрывался вдумчивый интеллигент. Его голос звучат в низком регистре (более низком, чем ее).

Подобное рычание обычно скрывает чувствительность, приобретенную благодаря суровому жизненному опыту. Его английский превосходен, если неуклюжесть бывает превосходна, слова правильны, но, собранные вместе в длинные предложения, они напоминают о нескончаемой норвежской саге. Но, если, общаясь с этим иностранцем, вы будете читать между строк, то сможете понять, что он подобного не предполагает.

— Я живу здесь много лет и стараюсь найти место, где время остановилось бы, чтобы разделить этот момент друг с другом и получить больше, чем просто другой день, — говорит он с легким акцентом; плавные звуки и глубина чувств сохраняются для великих поэтических произведений.

Что это, глубина или просто набор слов, спрашивает она себя. В любом случае его понимание кажется совершенным. Он говорит, но также и слушает, и это отражается в его глазах. В его добрых глазах — огромное взаимопонимание, что-то вроде «мы оба прошли через многое и в конце концов приехали сюда, где время остановилось, чтобы разделить этот момент друг с другом и получить нечто большее, чем просто другой день». Или какая-то другая тарабарщина. Ледяные голубые глаза не увлажняются от желания, как теплые карие глаза Дивальдо. Они холодно смотрят на его музу, женщину средних лет, встреченную им в неприглядном баре, такую же путешественницу, еще одно перемещенное лицо, которое желает быть найденным. По крайней мере, такой она воображает себя в противовес его героической структуре. Поэт держится отстраненно, в отличие от водопроводчика, который немедленно дает вам понять свое стремление проникнуть в ваши глубины и в глубины вашего унитаза. Когда он обнимает ее рукой, это только поэтический жест, в нем не чувствуется пламени желания. Похоже, он испытывает к ней искреннюю симпатию. Он хочет ее душу. Но что делать с ее телом? Наслаждаться им на расстоянии?

— Я люблю тебя, Барбара. Ты тоже превосходный исследователь, ищешь отдаленное место, которое может не существовать ни в одном из миров, но находиться где-нибудь близко к сердцу. Пожалуйста, расскажи мне о себе и своей жизни, — говорит он без тени иронии.