Кен Шэйкин - Соблазн

Во время обеда семейство отдает дань уважения пригородному алтарю, с мрачными жующими лицами и набитым ртом они рассуждают о падении матриарха. Хейди и Ричард применили уже достаточно терапии наедине друг с другом, поэтому разговор о них для кого-либо является проблемой. У свиньи и его секретарши собственные проблемы — соответственно обжорство и булимия. Поэтому павший матриарх остается единственной темой, это более аппетитно, чем перевариваемая пища. Что можно сказать о мясе, за исключением того, что оно немного суховато. В любом случае оно съедено. Маленький Ричи разбивает лед, он чувствует отсутствие единственного человека в его жизни, который не хотел поглотить его.

— А где бабушка?

— Бабушка…

Хейди делает попытку позвонить. Незнание — это не самое худшее. Потеря контроля — вот что приводит ее в ярость всякий раз, когда она пытается это сделать. Врач побуждает Хейди написать матери осуждающее письмо, но у нее нет адреса, и она предпочитает звонить. Она одержима сверхзапрограммированной регистрацией в такой же степени, как собственной матерью. Никто ей не отвечает. Если в трубке иногда слышится голос, все равно не удается узнать ничего — в ответ она слышит те же самые остроумные реплики. Ко всему прочему Хейди знает, что ее мать способна употреблять наркотики или общаться с гомосексуалистами. Невозможно вообразить женщину, которая имела бы столько денег и при этом употребляла героин и общалась с гомосексуалистами, не похожими на гермафродитов — парикмахеров из салонов красоты. Но чем еще она могла бы заниматься?

— Бабушка очень занята.

— А что она делает?

Маленький Ричи не стал дожидаться ответа. Пятилетний ребенок не может представить, что кто-то способен хотеть делать что-либо, кроме как находиться рядом с ним и есть. Как только он исчезает под столом, чтобы намочить штанишки, беседа продолжается с того места, на котором он прервал ее.

— Она будет съедена, если станет жить одна в этих джунглях, — сказала свинья, посасывая косточку.

— Ее могут ограбить, — заметила Хейди, расправляясь со своим перепелом.

— У этой женщины явно не в порядке с головой. — Ричард с торжествующей улыбкой выламывает у птички крыло. — Я предупреждал вас. Я видел, к чему все идет. Эта женщина не в своем уме.

Похоже, он обвинял свою жену в безумии ее матери. Пара мрачно переглянулась, это последствия скандала, который был у них до приезда гостей. Их растущая антипатия приправляет пресную пищу. Хейди угрожающе смотрела на него до тех пор, пока он не сдался с видом человека, которого шантажируют, как если бы у нее было что-то более угрожающее, чем большой нож, поэтому, даже не упоминая об этом, достаточно было простого взгляда, чтобы заставить его скрестить ноги.

— Похоже, ваша мать пытается начать новую жизнь, — предположила новая папулина жена дрожащим голосом, опустив вилку.

Дрожь в ее голосе выдает смущение, когда она великодушно разговаривает о женщине, которая великодушно пожертвовала ей своего мужа. Остальные подозрительно смотрят на нее. После ее предположения наступает долгая неловкая пауза.

— Хочешь еще что-нибудь съесть? — предложила радушная хозяйка, пытаясь заставить новую жену папули чувствовать себя как дома, нагружая на ее тарелку больше еды, чем та сможет съесть.

Слишком застенчивая, чтобы сопротивляться чему-либо, кроме засовывания пальцев в глотку, она преувеличенно горячо благодарит радушную хозяйку и, с извинениями, скрывается в ванной комнате. В тот же момент сплетни начинают вращаться вокруг нее. И ее неприличного расстройства пищеварения.

— Зачем ты принуждаешь ее есть? — возмутился Ричард.

— Я ни к чему ее не принуждаю, — парировала Хейди.

— Она съела достаточно. — Свинья переваливает содержимое ее тарелки на свою. — Не беспокойтесь о ней. Она в порядке.

Минутой позже, вытирая рот, женщина, которая не может прекратить блевотину, возвращается на свое место за столом, рядом с мужчиной, который не может прекратить есть, и беседа возвращается к другой женщине.

— Что бы твоя мать ни делала, — сменила свинья предмет разговора, — я уверен, она в хорошей компании.

В самодовольной апатии он воображает своих бывших жен, сидящих вместе на балете.

Но нет никакого балета. Только педики и космическая пыль…

Бабушка падает вниз от наркотика. Это было неизбежно. Как только вы достигаете верхней точки, начинаете опускаться в бездонную пропасть, расположенную гораздо ниже того плато, откуда начинали. Дамы на кушетке ожидают окончания падения перед новым отчаянным полетом вверх. У рояля Дивальдо поет, подражая Дорис Дей, воодушевленный мыслью, что, независимо ни от чего, все, что должно сбыться, — сбудется.

Не сбудется только то, что не должно.

— Посмотрите на себя, люди. — Дивальдо покачал головой. — Почему вы курите это дерьмо? Вы выглядите идиотами.

Они действительно выглядят как помешанные. Сидя рядом, они представляют собой странную пару. На одном нижняя одежда женщин. На другой — верхняя одежда мужчин. Наркотики сближают людей. Тех, которым стоило бы избегать друг друга. Они сидят бок о бок, принадлежа к совсем разным мирам, вместе уставившись на Дивальдо, как будто увидели призрак. Призрак Кармен Миранды.

— Ваша жизнь не находится в равновесии с природой, — говорит он им, и его слова кажутся неожиданно красноречивыми, несмотря на акцент; слова выливаются из него, как из трактата гуру, это похоже на песню, на банальную мелодию, которая тут же запоминается.

Они удивленно смотрят на него, загипнотизированные словами, и задаются вопросом, о чем это он говорит.

— Я стою на земле, — добавляет он. — В моей жизни есть только одна истинная любовь.

Он собирается проповедовать моногамию? Счастливую женитьбу на одной-единственной заднице?

— Бог. Я люблю моего Бога.

— Больше, чем Дорис Дей? — Червяк справился со своим ртом, и Барбара убедилась, что нарушение работы мозга не окончательно.

— Я благодарю Бога за Дорис Дей. Я благодарю Его каждый день. Я молюсь все дни ради большего.

— Для чего?

— Ради большего, в чем я нуждаюсь. Чем больше я молюсь Богу, тем больше он даст мне того, в чем я нуждаюсь.

— Больше задниц, для того, чтобы их трахать?

У некоторых людей мозги повреждены и без воздействия наркотиков.

— Вы, ребята, трахаете друг друга с наркотиками. Вы нуждаетесь в помощи. — Дивальдо перестал говорить так, будто читает по писаному, и перешел на свой обычный английский. — Я хочу помочь вам, ребята. Я сделаю вам хорошо-о-о-о. Я возьму вас к Глории. Она сделает вам действительно хорошо-о-о-о.

Глория? Это не песня? Звучит вполне религиозно. Нет сомнений, что Глория гадает на картах. Судьба дает шанс вытянуть счастливый жребий. В трансе они следуют за своим лидером, отдавшись в его руки. Барбара собирает свои мысли, Червяк надевает брюки, и они выходят, чтобы разделаться с этим. Они помолятся ради большего. Будут просить Бога или Глорию дать им коктейль «Пина-Колада». Бразильское гостеприимство непреодолимо. Они последовали бы за ним куда угодно. Подвергнутым лоботомии обязательно нужно говорить, что им следует делать. Где может быть лучше, чем в храме Господнем.