Алина Ржевская - Позволяю любить

— Там действительно ничего нельзя было сделать, — подтвердила Аня.

— Я разозлился на себя, а потом сорвался на тебе, — каялся главврач. — Меня это письмо взбесило. Когда ты уволилась, Степанова стала метаться по больнице, искать врача, который помог бы ее племяннику. А ей все на тебя указывали.

Артур Маратович рассмеялся.

— Я все еще злой был, а она ко мне, умоляла, чтобы я тебя вернул обратно. Я отказал, говорю, мол, теперь меньше скандалов будет, ссориться не начнете с ней и обо мне никто злословить не станет. Она — в слезы. Созналась, что письмо написала сама, что ты не виновата. Но я гордый, в позу встал, говорю, она пренебрегла врачебной этикой, не пришла пациента спасать, когда ее на работу вызывали. Так и не позвонил тебе.

— А как он умер?

— Степанова добилась, чтобы его снова стали оперировать.

— И кто же оперировал?

— Его в другую больницу повезли. Наши все отказались. Во время операции и скончался.

— Печальная история…

— А если бы я позвонил, попросил у тебя тогда прощения, ты стала бы его оперировать?

— Нет.

— Почему? Степанову так ненавидишь? Потому и не пришла тогда по вызову?

— Что, до сих пор так никто и не насплетничал? — удивилась она. — Не поставили вас в известность?

— Нет, — вздохнул он. — Все молчат, отводят глаза. Словно я монстр какой-то.

Аня внезапно расхохоталась.

— Я и не знала, что он ее родственник!

— Тогда почему?

— Он изнасиловал мою сестру.

Артур Маратович потрясенно застыл на месте.

— Не захотела брать грех на душу. Я б его зарезала.

— Смогла бы? — засомневался он.

— Тогда — да, — призналась Аня. — Я была будто и не я вовсе. Наверное, потому и ушла из больницы. Всех ненавидела, в таком состоянии нельзя лечить людей.

— А сейчас? — Он протянул ей руку. — Мир?

Она в ответ протянула свою. Артур Маратович хитро улыбнулся.

— Мне всегда нравились восточные притчи, которых ты так много знаешь. Есть что-нибудь по этому поводу иносказательное, с глубоким смыслом?

Аня ненадолго задумалась.

— Есть. Не совсем, правда, притча — случай из жизни знаменитого поэта Мацуо Басё. Однажды осенью он шел с одним из своих учеников по рисовому полю. Увидев красную стрекозу, ученик сложил стих:

«Нет, — сказал Басё, — это не хокку. Ты убил стрекозу. Если ты хочешь сложить хокку, нужно сказать:

Аня осматривала Колю. После проведенного лечения общее состояние и анализы у мальчика стали лучше.

— А мне сказали, что вы уехали, — обрадовался Коля, увидев Анну Сергеевну.

— Вернулась.

— Насовсем?

— Тебя вот вылечу и снова уеду.

— А куда? — Он выглядел расстроенным.

— В Москву, к мужу.

— А-а, — потянул он. — Вы его любите?

Аня замерла. Как объяснить ребенку, что взрослые не всегда делают то, что им хочется. Чаще приходится делать то, что надо.

— Раз вышли за него замуж, значит, любите, — рассуждал он серьезным тоном. — И это правильно, что вы к нему уезжаете. Он там без вас скучать будет.

Аня назначила операцию на завтра.

— Анна Сергеевна, я жду операцию и, по-моему, не боюсь, — сказал Коля утром этого дня.

Конечно, он боялся, как боятся ножа хирурга все, даже взрослые, бывалые люди, но, измученный многомесячными болями и кашлем, мальчик подбадривал себя, мечтая о скором выздоровлении.

— Хорошо, — улыбнулась Аня и взяла его за руку, чтобы успокоить. — Все боятся. Это нормальная реакция. Не надо этого стыдиться.

— А вы ведь тоже боитесь, — вдруг тихо сказал он, посмотрев на Аню расширенными от волнения глазами.

Хотела возразить, но вряд ли это получилось бы у нее сейчас убедительно.

— Не волнуйся, все будет как надо, — шепнула так же тихо.

Как ни старалась Аня, операция, проходившая под местной анестезией, оставалась очень травматичной. Мощные спайки между легкими, плеврой и диафрагмой не давали возможности подойти к корню легкого. Эти же сращения препятствовали проведению лучшего обезболивания. Однако мальчик держался героически.

— Как дела, Коля? — время от времени спрашивала его Аня.

— Порядок, — отвечал он слегка заторможенно, сказывалось действие лекарств, которыми его накачали для облегчения боли.

Но чем дальше продолжалась операция, тем слабее становился его голос… А она затянулась. У Ани от напряжения наливались тяжестью руки. Медсестра вытирала салфеткой у нее со лба пот, слышалось взволнованное дыхание ассистентов. Все старались молчать. Перед операцией Аня всех собрала, сделала строгое внушение — ни одного лишнего слова!

«Операция проходит без наркоза, мальчик все слышит. Ему и без вас очень тяжело, а если еще вы своими репликами начнете его пугать, — предупредила она, — я вас без обезболивания зарежу».

Самый опасный момент наступил, когда при подходе к легочной вене пришлось отодвигать рукой сердце мальчика. Оно не переносило таких насильственных действий, начинало работать с перебоями, а затем совсем прекращало биться… Аня сразу же останавливала операцию, давала сердцу отдых, заставляла его возобновить деятельность. И так несколько раз: начнет — остановит, начнет — остановит…

— Он без сознания, дыхание низкое, — тихо произносит анестезиолог, выжидающе посмотрев на Аню.

— Пусть, ему так будет легче перенести, — напряженно ответила она. — Следите за показателями.

Операция длилась три часа сорок минут. Аня бросила взгляд на часы, выходя из операционной. А казалось, что прошла целая вечность. Выйдя, сразу увидела устремленные на нее черные глаза матери мальчика, показавшиеся ей дикими, чуть ли не безумными. Она схватила Аню за руку:

— Как?

— Нормально, успокойтесь.

Виктор, стоявший тут же, отодвинул женщину, заслонил Аню собой.

— Устала? На тебе лица нет. — Он обвил рукой ее талию, повел куда-то.

Оказалось, вел в ординаторскую. Там для Ани уже и чай приготовили. Она с благодарностью посмотрела на Виктора:

— Спасибо.

— Есть хочешь? — беспокоился он.

— Нет, не надо.

— Мне тоже так сказали, — заметил он, присаживаясь рядом. — Я хотел тебе обед заказать, а они говорят: «Анна Сергеевна после операции всегда чай пьет!»

— Как тебя сюда впустили?

— А как бы они меня не впустили? — смеется он в ответ.

— Анна Сергеевна, у вас такой муж заботливый, — говорит вошедший Артур Маратович. — Ох, как отпускать вас не хочется! Говорят, виртуозно операцию провели.

— Когда сердце остановилось у мальчика, у меня руки стали дрожать, — устало выдохнула она.

— Преувеличиваешь, — с подозрительностью сказал главврач, не поверил.

— Коле плохо! — влетела в ординаторскую медсестра.