Екатерина Вересова - Жаркие объятия разлуки

Очкастая дежурная молча покачала головой, но тут в разговор вмешалась хромоногая санитарка.

— Да отдай ты ему девчонку, Серафима. Видишь, какая кругом путаница. Паспортов ни у кого нет — только на совесть и приходится полагаться. Ну что тут еще усложнять — брат старший ее разыскал, прямо на машине забрать может. А у нас и без того мест нет… Вон, раненые все прибывают…

Словно в подтверждение ее слов в палатку заглянул запыхавшийся мужчина и обратился к дежурной:

— Вот, привез еще двадцать человек… Как у вас с местами?

— Сейчас посмотрю… — всполошилась хромоногая и скрылась в глубине палатки.

Дежурная прикусила губу и задумалась. Потом бросила взгляд на мужчину в камуфляже.

— Ладно, уговорили — забирайте. А может, помните свои паспортные данные наизусть?

Тот вдруг начал рыться в карманах куртки и наконец извлек оттуда несколько больших плиток шоколада.

— Вот вам мои паспортные данные — сгодятся? — осклабился он.

Дежурная так же молча, не глядя, сложила шоколадки в ящик стола и отрывисто продолжала:

— Давайте фамилию и адрес.

Мужчина, то и дело оглядываясь на спящую девушку, продиктовал дежурной в очках фамилию и адрес, после чего продрался через толпу к ее раскладушке и осторожно поднял на руки. Уже на выходе его догнала хромоногая санитарка. В руках у нее было красное шерстяное одеяло.

— Одежды у нее, сам понимаешь, не было. На вот, возьми, а то еще простудишь девку в дороге.

— Угу, — торопливо кивнул мужчина и, попрощавшись, скрылся в толпе.

Вероника открыла глаза и не поняла, где она находится. Комната и кровать с пестрым лоскутным одеялом, в которой она лежала, были совершенно незнакомыми. Это была даже не комната, а какой-то огромный чердак или мансарда. Над железной пружинной кроватью нависал один из скатов крыши, сходящихся наверху. Под другим скатом размещался комод, заваленный японскими порнографическими журналами, и потертый раскладной диван. Окурки из стоящей на комоде переполненной пепельницы частично просыпались на грязный деревянный пол. В одном свободном углу теснились груда обшарпанных стульев и старая швейная машинка в футляре. В другом — целая крепость, составленная из картонных коробок, запечатанных заводским способом. Единственное полукруглое окно в торце было зарешечено, дверь напротив — плотно прикрыта.

Где она? Как она могла здесь оказаться? Она четко помнила, что спасатели принесли ее на носилках в санчасть… Помнила, как хромая санитарка сделала ей ночью успокаивающий укол… Сколько же сейчас времени?

Вероника порывисто вскочила с кровати — и почти сразу же села обратно. Голова кружилась. Ноги были как ватные. Немного посидев, она все-таки собрала остатки сил и подошла к окну. Отдернула занавеску, открыла тугую створку. В комнату сразу ворвался щекочущий теплый ветерок.

Однако то, что она увидела за окном, не просто повергло ее в изумление — внутри у нее все похолодело от неясного тревожного предчувствия. Она была не в городе! Дом, в который она попала, стоял чуть ли не среди сопок, и кругом не было видно другого человеческого жилья. Подножие сопки начиналось совсем недалеко, а между ней и домом протекала небольшая речушка, берега которой густо поросли гигантскими лопухами и кое-где чахлыми ивами. Если прислушаться, можно было уловить даже плеск бегущей по камням воды. К реке от дома вела узкая тропинка. Перед крыльцом, по всей видимости, когда-то был небольшой огородик, но теперь он весь зарос лебедой, кислицей и розовым иван-чаем. Больше из окна мансарды не было видно ничего — обзор по бокам закрывали деревья. Где же она? Сколько она здесь пролежала? Судя по высоте солнца, сейчас было часов двенадцать.

Почему-то Вероника совсем не думала о землетрясении. Не вспоминала ужас, пережитый ею под землей, внутри завала… Даже о Максиме она сейчас не думала. Мудрая память отчаянно сопротивлялась — словно чувствовала, что хозяйка этого просто не вынесет. Нет, сейчас она могла думать только о том, что происходит с ней в данный момент. Надо было во что бы то ни стало выяснить, где она находится.

Вероника была по-прежнему в больничной рубахе неопределенного цвета, без трусов. На всякий случай она обмоталась лоскутным одеялом — единственным, что в этой комнате могло сойти за одежду, — и, осторожно ступая босыми ногами по грубому полу, направилась к двери. Вопреки ее опасениям тяжелая дверь оказалась незапертой. За ней в потемках начиналась крутая лестница, ведущая вниз, на первый этаж. Деревянные ступеньки скрипели — каждая на свой лад. Внизу на лестницу падал свет — видимо, из окна.

Помещение, в котором она очутилась, было небольшой застекленной террасой. Как и в мансарде, все окна здесь были прикрыты тяжелыми решетками. «Прямо не дом, а тюрьма какая-то», — с тоской подумала Вероника и выглянула в окно. Отсюда просматривалась проходящая позади дома шоссейная дорога, которая вдалеке сворачивала и по мосту пересекала речушку. Значит, ее привезли на какой-то придорожный дачный участок… Но зачем? Кому это могло понадобиться?

Вероника осмотрелась. На террасе стояли круглый стол, покрытый засаленной клеенкой, деревянные стулья с круглыми спинками, старый буфет для посуды и шкафчик для обуви. На стене возле железной входной двери была прибита вешалка с металлическими крючками. На ней болталась грязная, замызганная джинсовая куртка. Видимо, комната служила хозяевам одновременно прихожей и столовой. На столе валялись чугунная сковородка с присохшими остатками яичницы, черствый кусок черного хлеба и опрокинутый мутный стакан, из которого тянулся по столу липкий коричневый ручеек. Даже если Вероника и хотела есть, то при виде этой картины она сразу забыла о голоде. Пахло отсыревшим деревом и мышами. Вероника хорошо помнила этот животный запах — однажды в ящике на балконе мама обнаружила мышиное гнездо. В нем было штук двенадцать крохотных мышат. Вероника не разрешила никому их трогать, а унесла в банке на улицу и отпустила в траву. Вряд ли они могли выжить там — но это было все же лучше, чем смывать их в туалет, как предложил отец. После этого случая они завели черную кошку, которую Вероника назвала Царицей… Вероника почувствовала, как внутри у нее что-то сжимается, словно пружина, и поспешно отогнала от себя мысли о доме.

Первое, что она сделала, — это подошла к железной двери и подергала за ручку. Именно этого она и боялась — входная дверь была заперта. Кажется, она действительно попала в ловушку. Но, может быть, на окнах в других комнатах нет решеток?

Вероника дернула еще одну дверь — ведущую внутрь дома, — и она поддалась. Теперь Вероника оказалась в небольшом темном коридорчике, из которого расходились еще четыре двери. А вдруг в этих комнатах кто-то есть? Она поплотнее обернула вокруг тела пестрое лоскутное одеяло. Взволнованно облизала губы. Постояла молча, прислушалась. Никаких звуков, кроме гомона птиц, доносящегося снаружи. Наконец она решилась, осторожно приоткрыла одну из дверей — ту, что слегка отстояла от других, — и заглянула в щелку.