Наследник раджи

Том путешествовал не спеша, и перед ним постоянно расстилалась одна и та же картина: плантации риса, сахарного тростника, поля, засеянные широколиственной клещевиной, местами болота и джунгли и только изредка рощи манговых деревьев и бамбука. Наступил апрель. Стояла сухая жаркая погода, которую англичанин переносил хорошо. Большей частью он путешествовал ночью, а в опасные часы дня разбивал палатку под защитой большого баниана или в роще, недалеко от какого-нибудь города. Том спал или в полудремоте прислушивался к полуденной тишине, лишь слегка нарушаемой шорохом скользнувшей в сухой траве ящерицы или проползшей змеи. Под вечер жизнь снова возрождалась. Стаи попугаев, крича, поднимались с верхушки деревьев, хищные птицы носились в воздухе, и снова начинался глухой шум человеческой деятельности.

Тогда наследник раджи, пока вьючили верблюдов, шел в ближайшую деревню и садился под деревом, где собирались крестьяне, куря трубку, потолковать о ценах на хлеб и на скот. Все относились к молодому человеку со степенной вежливостью индусов; но ему не приходилось слышать ничего, что могло бы навести на мысль о волнениях умов в стране. Таким образом, он приближался к Гумилькунду совершенно спокойный в душе.

Между рекомендательными письмами у Тома было письмо к Динкур-Рао, девану, или первому министру принца Махратта-Сциндии, магараджи Гвалиорского. Деван был одним из тех замечательных Людей, которые в минуту опасности приобретают господство над массой. Он обладал редким между азиатами талантом применять теорию к практике. Подобно Джунг-Багадуру, он сознавал всю важность британского покровительства и не разделял мечты многих, что ресурсы Англии могут быть истощены.

Его можно было назвать воспитанником раджи Гумилькунда, хотя он и не мог довести благосостояние своего народа до той же степени, так как ему постоянно приходилось бороться с придворными интригами и молодым государем крайне непостоянного характера. Большое богатство и важность Гвалиора обеспечивали ему более обширное влияние на независимые княжества Центральной Индии, чем мог иметь небольшой Гумилькунд даже в том случае, если бы его мудрый правитель был жив во время сложившегося опасного положения дел. Деван Динкур-Рао, услыхав о прибытии таинственного наследника раджи, решил, что юноша — сын покойного владыки и матери-англичанки, а поскольку любил и уважал отца, хотел познакомиться с сыном.

Получив от Тома письмо, в котором тот просил разрешения представиться магарадже и девану, Динкур-Рао выехал к нему навстречу в сопровождении отряда почетной стражи. Поздоровавшись с гостем по всем правилам восточного церемониала, деван поехал с ним во дворец магараджи, предложившего молодому человеку остановиться у него.

Том прожил три дня в Гвалиоре и за это время подружился с деваном. В долгие ночи, которые они просиживали на одной из террас дворца, Том говорил министру о чувствах, переполнявших душу после того, как в его судьбе произошла такая перемена.

— Я ни на чем не могу остановиться, — говорил юноша, — сегодня я принимаю одно решение, завтра его отвергаю. Нигде я не чувствую под ногами твердой почвы. Прежде мне казалось, что я знаю себя, но теперь вижу, что даже не могу управлять собой.

Деван утешал наследника:

— Вы переживаете переходное время. Взгляды и предрассудки Запада борются в вас с влиянием Востока. Со временем вы выберете все хорошее, и душевное равновесие ваше восстановится. Кто знает, не суждено ли вам служить звеном, которое сблизит оба племени? Ваш предшественник твердо верил в возможность такого сближения.

По дороге в Гумилькунд Тому предстоял еще один важный визит: посещение Янси, маленького княжества к югу от Гвалиора, образовавшегося вместе с несколькими другими из остатков империи Махратты. Последнему радже, не оставившему потомства, наследовала его вдова, красивая, умная, энергичная женщина. Ей хотелось управлять владениями так, как не управлял ни один из ее предшественников. Но мечтам наследницы не суждено было осуществиться: ее просьба о признании за нею и приемным сыном прав наследства была отвергнута английским правительством, женщине только дали значительную пенсию, а для жительства назначили дворец в Янси.

Вдова затаила злобу до поры до времени. Она заперлась во дворце, обдумывая месть за оскорбление. Пенсия, казавшаяся привыкшей к роскоши женщине нищенской, мало-помалу сокращалась. Из этой сумы правительство Англии решило вычитать долги, обнаружившиеся после смерти ее мужа. Вдова чувствовала себя слишком слабой, чтобы сопротивляться, и была слишком горда, чтобы просить, зато ненависть ее еще усилилась. В своем добровольном заключении женщина узнала, что в индусских храмах не производится богослужения из-за недостатка средств; что жрецы и брамины бродят без пристанища, а коров, священных животных, убивают в стенах ее столицы. Она стерпела и это. Новый год начался странными предзнаменованиями. Из селения в селение носили плоские пироги — символ соединения жизни и смерти; таинственные слова — пароли — раздавались на базарах, рынках, в обедневших храмах и достигали дворца, где оскорбленная женщина лелеяла планы мести. Разрушения, смерть, потоки крови!.. Уничтожить в один миг эту громадную империю, воздвигнутую силой и скрепленную страхом! Этого часа она давно и страстно желала. Вдова раджи изменила образ жизни: стала приглашать англичан на роскошные празднества, даже беседовала с английскими властями о признаках времени, предлагая им принять меры для обеспечения безопасности, сама же втайне увеличивала стражу. Недовольные собирались вокруг нее.

Таково было положение Янси, когда этот город посетил наследник раджи. Вдова слышала о том, что ему, по всей вероятности, предстояло путешествие по Индии. Женщине было любопытно познакомиться с молодым человеком, и она приняла его немедленно.

Прием состоялся вечером. Начальник охраны, атлет с грубым лицом, провел наследника по узким коридорам до двери, закрытой тяжелой драпировкой. Провожатый отдернул занавес, и Тому открылось странное зрелище.

В большой зале, с мраморным разноцветным полом и стенами, через круглые большие окна лились лучи заходящего солнца, освещая пеструю босоногую толпу во всевозможных нарядах, которые только встречаются в Индии.

Ослепленные глаза Тома в первую минуту не различали ничего, кроме моря красок и фигур. Проводник проложил дорогу, и юноша увидел на противоположном конце залы мраморный трон на небольшом возвышении, к которому вели несколько ступеней, а на троне — женщину с надменным лицом. Юному наследнику показалось, что он еще никогда не видывал такой красавицы. На женщине было богатое атласное, затканное золотом платье, она была окутана газовым покрывалом, смягчавшим, но не скрывавшим гордые черты.