Линда Миллер - Рыцари

- Какой-то бессознательный импульс, - подвел наконец Лин итог своим размышлениям. - Как удивителен человеческий разум!

Глориана не могла с этим не согласиться. Она провела пальцами по взъерошенным волосам, положила локоть на стол и опустила голову на руки.

- Если это сделала я сама, то почему я теперь не могу вернуться обратно? Я ведь только об этом и мечтаю!

Ставя на стол тарелку с поджаренным хлебом, Лин попытался придать своему лицу веселое выражение, хотя слова Глорианы весьма опечалили его.

- Что в нем такого особенного, в этом тринадцатом веке? Мне всегда казалось, что тогда было грязно, мрачно, свирепствовали смертоносные эпидемии, люди умирали от голода или погибали на войне, царило беззаконие.

Глориана мрачно посмотрела на Лина. За прошедшие три недели она видела немало телевизионных передач, прочла множество газет и журналов.

- Все, что ты перечислил, относится и к вашему времени. Вы не избавились ни от смертельных болезней, ни от всего остального.

Лин чуть сгорбился, подавая на стол омлет и бекон. Достав тарелки и вилки, он присел к столу рядом с Глорианой, чтобы немного перекусить.

- Не стану спорить, - ответил он, - но у нас, по крайней мере, чище и каждый человек имеет гарантированные законом права.

- Да, - пришлось согласиться Глориане. Она положила себе на тарелку омлет и несколько кусков бекона, который ей особенно нравился не только потому, что он был таким ароматным и хрустящим, но еще и потому, что его можно было есть руками. - Возможно, ты и прав.

- В конце предложения я уловил непроизнесенное «но».

Глориана улыбнулась.

- Какой у тебя чуткий слух, - заметила она.

Лин смотрел на нее с затаенной грустью.

- Все дело в этом Кенбруке, - вымолвил он наконец.

- Он мой муж, - напомнила Глориана. Лин уже как-то пару раз заговаривал о Дэйне, и всякий раз она подчеркивала, что Дэйн навсегда останется единственным мужчиной в ее жизни.

- Да, - протянул Лин, - твой муж. Больше они не говорили о Дэйне. Вскоре после того, как вся посуда была вымыта, а стол прибран, Лин вернулся к себе домой, оставив Глориану наедине в манускриптом. Дочитав рукопись до конца, Глориана могла лишиться своей последней надежды на возвращение. Прежде чем приступить к чтению оставшихся страниц. Глориана наскоро приняла душ, переоделась в чистую одежду и причесалась.

Наконец Глориана решилась вновь взяться за манускрипт. Разложив листы на столе, накрытом чистой скатертью, и вставив чистую кассету в диктофон - кассеты с записью Лин увез с собой, - она начала читать вслух. Голос ее был тихим и хриплым от напряжения и страха, но она продолжала чтение.

Вот Глориана достигла коротенькой записи о смерти Дэйна. В манускрипте говорилось лишь, что он оставил свою жену Мариетту и двоих сыновей, чтобы вернуться на континент, но погиб в кораблекрушении близ Нормандии. Согласно автору, семья Кенбрука не жалела о его гибели, так как все это время он был замкнутым и угрюмым. Говорили, что Кенбрукская ведьма сглазила его.

Глориана не удивилась, узнав, как сложилась жизнь ее мужа. Тот факт, что историки винили ее во всем происшедшем с Дэйном, не расстроил ее. Но она так надеялась, что Кенбрук сможет найти если не любовь, то хотя бы утешение и покой в объятиях своей второй жены. Сейчас, когда надежды ее на счастье Дэйна не оправдались, она была горько разочарована.

Образ мужа, поглощенного холодной безжалостной пучиной моря, стоял у нее перед глазами. Глориана не смогла продолжать читать. Она отложила манускрипт, выключила диктофон и отправилась в постель.

Проспав напролет почти весь предыдущий день, утомленная Глориана долго ворочалась с боку на бок, но Морфей не желал забирать ее в свое царство. Лишь под утро она наконец задремала.

Она очутилась у римских бань, скрытых в глубине Кенбрук-Холла. Разбитые плитки кололи ее босые ноги. Две горящие свечи в деревянных подсвечниках освещали своим неверным светом пузырящуюся поверхность воды. В бассейне лежал Дэйн. Глаза его были прикрыты, а лицо казалось бледным и утомленным.

Весь его облик говорил о горе и отчаянии.

Глориана громко позвала его, но Дэйн, даже если и слышал, не откликнулся.

Его волосы посеребрила седина, на груди виднелись свежие рубцы - следы ударов мечом или кинжалом. Значит, Дэйн все еще воевал. Встревоженная, Глориана бросилась к нему, но не сделала и шагу. Образ Дэйна стал мутнеть, будто пелена тумана разделила их. Глориана громко, отчаянно крикнула ему.

Кенбрук повернул к ней голову - в глазах его было такое одиночество! Он смотрел на нее с недоверием, словно она была призраком. В ту же самую секунду, как она, проснувшись, снова была оторвана от мужа, страшная догадка мелькнула в голове Глорианы.

В этом ее видении Дэйн был гораздо старше. А это значило, что время по обе стороны барьера, разделившего их с мужем, движется с разной скоростью. Когда (и если) она вернется, то может обнаружить, что ее Дэйн уже умер или, наоборот, едва родившийся младенец.

Этим утром она не стала завтракать и так и не прикоснулась к манускрипту, который вместе с диктофоном молча насмехался над ней с кухонного стола. Вместо этого Глориана приняла душ, оделась и спустилась в магазин. Там она и провела все утро, скучая и глядя на пустынную улицу сквозь мутное от дождя стекло. В магазин не заглянул ни один покупатель.

Вскоре после полудня позвонила Джанет, чтобы узнать, как она справляется со своими новыми обязанностями. Глориана была рада услышать знакомый голос. Она призналась Джанет, что вчера вообще не появлялась в магазине, и рассказала, что к ней заезжал Лин. Глориана упомянула, что Кирквуд привез с собой на ужин рыбу и жареную картошку, но ни словом не обмолвилась о профессоре Стайнбете и его средневековом манускрипте.

Глориана боялась, что не сможет сдержать слез, если заговорит о злосчастной рукописи.

- Я подстриглась, - сказала вместо этого она. Глориана была слишком потрясена и с трудом могла поддерживать даже простой разговор.

- Правда? - радостно отозвалась Джанет. - Могу поспорить, тебе идет. Но знаешь, дорогая, у тебя какой-то усталый голос. Может, тебе закрыть магазин и пойти прогуляться? Сходи в кино, например. Думаю, Лин с удовольствием составит тебе компанию.

Глориана прижала ко лбу прохладную ладонь. Иногда она с трудом понимала, о чем говорит Джанет. Сейчас она была не в лучшей форме и никак не могла сообразить, о чем речь. Глориана уже слышала слово «кино», на не помнила, что это такое.

- Да нет, я не стану беспокоить Лина, - сказала она, - он уже и так много для меня сделал.

Джанет вздохнула.

- Я себя чувствую прямо злодейкой! Я тут буквально утопаю в солнце, а всех моих родственников и друзей без конца поливает дождь. - Она замолчала, чтобы перевести дыхание, так была возмущена собственным поведением. - Ну что ж, - продолжала она уже философским тоном, - вы ведь тоже сможете выбраться из этого тумана, если захотите. Сядете в кэб - или как вы, американцы, называете, в автобус, или на поезд, или возьмете такси, и уедете!