Линда Миллер - Лили и майор

Временами Лили начинало казаться, что ее сестры уже давно умерли. Их могла скосить какая-нибудь болезнь вроде холеры или дифтерии, как Исидору. Их могли убить индейцы во время набега, их могло смыть при разливах рек...

- Стоп, - скомандовала себе Лили. Каролина и Эмма живы и здоровы, она чувствует это сердцем. Если только она подольше останется в Тайлервилле или возле него, одна из сестер обязательно разыщет ее, как в детстве, когда она поджидала их возле перекрестка или почты.

Вот только с годами в это верилось все труднее. Уже не в первый раз Лили в голову приходила мысль, что, возможно, ее родные сами не хотят воссоединяться с ней. Вполне вероятно, что у сестер есть мужья и дети, и в их занятой жизни нет места для когда-то потерянной сестры.

А может быть, они попросту забыли о ней или давно считают умершей.

И Лили мысленно снова вернулась в прошлое.

***

- Если ты умрешь, никто не будет плакать, - говорила Исидора, наливая из китайского фарфорового чайника в кукольную чашку настоящий чай и заливая им весь полированный кукольный столик. Исидора была очаровательной девочкой, такой же красивой, как ее куклы с их золотистыми локонами и глазами василькового цвета.

У девятилетней Лили от голода громко забурчало в животе, и она нарочно шумно отхлебнула из чашки, чтобы заглушить этот звук.

- Не делай так, Алва, - стукнув Лили по руке, недовольна одернула ее Исидора. Она называла сироту именем, которое когда-то придумала сама и которое Лили ненавидела. - Ты хрюкаешь, как свинья. Делай вот так, как я. Я не думаю, что на твои похороны кто-нибудь вообще придет.

- Руперт придет, - возразила Лили, стараясь не подать виду, что у нее дрожит подбородок. Исидора отрицательно покачала головой.

- Руперт уедет, чтобы учиться на преподавателя, - сказала она. - И как только он уедет, он забудет навсегда о твоем существовании. О тебе забудут все, кроме меня, конечно.

Внезапно Лили охватил приступ необъяснимого гнева. Исидора сказала правду, и Лили ненавидела ее за это. Она вскочила со стульчика, обежала вокруг залитого чаем столика и изо всех сил ударила Исидору по розовой щечке.

Исидора пронзительно завизжала, и из просторной летней кухни с грохотом выскочила ее мамаша. Мощною дланью Бетезда Соммерс вцепилась в волосы Лили и поволокла девочку прочь от ревевшей дочери.

- Злобная маленькая дрянь! - вопила женщина. - Воистину дьявол внушил нам ввести тебя в наш дом!

Глаза Лили были полны слез, но она не позволила им пролиться. Она ни разу не заплакала при Соммерсах, даже когда сам преподобный отец загнал ее в угол кухни и избил тяжелой дубовой тростью.

Лили лежала на своей койке, и все ее тело, покрытое синяками и ссадинами, ужасно болело, когда несколькими часами спустя к ней заявилась Исидора. Она принесла Лили ее обычный ужин: тоненький ломтик хлеба и стакан разбавленного молока.

- Руперт уехал с папой в город, - злорадно сказала маленькая мучительница Лили. - Он даже не знает, что тебе приходится прятаться тут, чтобы не попадаться маме на глаза. Я ведь говорила тебе, что никому, кроме меня, до тебя нет дела.

***

...Слезы совсем ослепили Лили, когда она с трудом заставила себя вернуться к действительности. Обмакнув ручку в чернила, девушка выбрала очередной город на карте, которую когда-то скопировала у Руперта с учебника по географии, и принялась составлять очередное письмо.

***

Облаченный в одни бриджи, заложив руки за голову, Калеб лежал на неудобной гостиничной койке. Он с наслаждением вспоминал Лили, как она, стоя возле ручья, поверяла ему свою сокровенную мечту.

Холидей улыбнулся. Лили и в самом деле намерена собственными силами обработать этот кусок земли - ну какая же глупышка!

Но тут же улыбка исчезла с лица Калеба: он представил себе, во что превратится Лили уже после года фермерской жизни. Она изработается, станет грубой, ее задор иссякнет, руки станут красными и потрескавшимися, а глаза усталыми и пустыми. Явится какой-нибудь мужлан и возьмет ее за себя замуж, и, по крайней мере на время, она, может быть, перестанет страдать от одиночества. Может быть, она даже почувствует, что нужна другому человеку.

Но скоро у них появятся дети, один за другим - пока их не станет чересчур много. И Лили скончается в расцвете лет, унеся в могилу свои несбывшиеся мечты. А мужчина приведет в дом новую жену, они заживут на возделанной Лили земле, и все начнется сначала.

Калеб нетерпеливо уселся на кровати, отозвавшейся жалобным скрипом пружин. Он отнюдь не был пессимистом, однако встреча с Лили в столовой перевернула все его прежние представления. Он привязался к этой женщине, он хотел защищать ее, он хотел одевать ее в лучшие наряды, он хотел помочь ей забыть о пережитых ею невзгодах.

Он хотел любить ее.

Он даже представил себе, как приедет домой и представит ее своей семье.

Прислонившись голой спиной к приятно холодившей ее спинке кровати, Калеб закрыл глаза, и мысли унесли его в прошлое, на обширные угодья фермы в Пенсильвании, где прошло его детство.

Вот ему одиннадцать лет, и он прячется в укромном уголке на сеновале, стараясь совладать с подступившими к горлу горькими рыданиями.

Шесть месяцев назад умер его отец, а вот теперь умерла и мама: ему только что сказал об этом их доктор.

А все из-за этого дурацкого ребенка. Лучше бы вместо мамы умер он.

- Калеб? - это кричал старший брат. В двадцать один год Джосс был уже настоящим мужчиной и управлял фермой после того, как несчастный случай лишил жизни их отца, Эрона Холидея. - Вылезай, мальчик: я же знаю, что ты где-то здесь. Нам надо потолковать.

Калеб всхлипнул. Он боялся отвечать, боялся, что зарыдает во весь голос и не сможет остановиться.

Джосс снова позвал брата, и Калеб, закрыв глаза, вознес к небесам краткую горячую молитву. Пусть это все окажется неправдой. Пусть Джосс сейчас скажет, что на самом деле мама жива.

Заскрипели ступеньки деревянной лестницы, и, когда Калеб открыл глаза, он увидел, что Джосс уже вскарабкался на сеновал. Привлекательное лицо старшего брата, покрытое пылью, было влажным то ли от пота, то ли от слез. На нем была простая рубаха и штаны: обычный фермерский наряд. Братья были похожи: янтарного оттенка глаза и каштаново-золотистые волосы, только у Джосса волосы вились.

- Ты, наверное, не все понял, как надо, - сказал он со вздохом, усевшись на тюке сена и прислонившись спиной к дощатой стенке.

Калеб был полон отчаяния и боли, выплеснувшихся наружу:

- Это все тот проклятый младенец виноват, - высказал он то, о чем только что думал. - Он убил нашу маму.

Джосс мозолистой рукой взял Калеба за подбородок и заставил повернуться к нему лицом.

- Чтобы я больше никогда ничего подобного не слышал от тебя, парень. Джосс говорил тихо, но выражение его глаз и тон выдавали гнев. - Если ты когда-нибудь заикнешься об этом, я привяжу тебя к коновязи и отстегаю кнутом. Эта малышка - наша единокровная сестра, и мы должны... будем заботиться о ней. Она тоже носит фамилию Холидей.