Морье Дю - Мери Энн

- Что значит - неправильно выговариваю? - спросила Мери Энн, защищаясь.

- Я не имею в виду твой голос - он очень звонкий. Но у тебя грязная речь. Ты набралась всего этого словесного мусора у здешних детей. Твой отчим ничего не замечает. Он сам так говорит.

Она была опять унижена. Ее позором был отчим и переулок, в котором она выросла. Шотландские Маккензи совсем другие. Такие, как ее отец, господин Томпсон из Абердина.

- Значит, он был дворянином? - Она потянула за ниточку, которая связывала их с "лучшими днями".

- Он вращался среди дворян, - был ответ.

Но этого было недостаточно. Недостаточно для "лучших дней" и для обедов в четыре часа. Обычный господин Томпсон из Абердина - этого мало. Мало и того, что он погиб в войне с Америкой.

- Ты хочешь сказать, что он командовал войсками?

- Не совсем. Он был прикомандирован к войскам.

Может, в качестве советника? Чтобы разрабатывать планы? Или в качестве посредника? В памфлетах упоминалось о таких людях. Иногда их называли шпионами. Господин Томпсон, с которым ее мать провела "лучшие дни", стал интересовать Мери Энн. Он улыбался, кланялся и слушал; он выпытывал военные секреты; он был умен; он был хитер. Более того, он был дворянином, который умел правильно говорить. Его речь очень отличалась от речи детей на улице.

- Слушай, Чарли. Слушай, как звучит мой голос.

- А разве с твоим голосом что-то не так?

- Тебя не касается. Слушай.

Самое главное было научиться произносить звук "х". Так сказала ей мать - "х", "о" и "у". И еще "о" и "и", когда они стоят рядом.

- "По сведениям, полученным из достоверных источников, правительство Его Величества, которое будет рыскать повсюду в поисках подходящей палки, которой оно уже на настоящей сессии постарается избить до полусмерти Оппозицию, вытащило на свет грязное белье..."

- Что ты читаешь, Мери Энн?

- Завтрашний выпуск.

- Но я ничего не понимаю.

- И я тоже. Но это неважно. Папа говорит, что читатели тоже ничего не понимают. Не перебивай. "По сведениям, полученным из достоверных источников..." - И тут она вытащила карандаш: "р" в слове "достоверных" было напечатано неправильно из-за сломанной литеры.

- Стучат в дверь.

- Да пусть стучат.

Но мальчик уже вскочил с кровати и высунулся в окно.

- Какие-то мужчины... они несут папу... он ранен.

Внезапно они услышали взволнованный голос матери, заплакала Изабель, забегали наверху Джордж и Эдди.

- Все в порядке. Успокойтесь. Причин для беспокойства нет.

Отчима уложили на пол между двух стульев в гостиной. Его лицо было в красных пятнах, он казался чужим.

- Это все жара.

- Доктор пустит ему кровь.

- Он упал на углу.

- Он скоро придет в себя.

Мать стояла, беспомощно опустив руки. Мери Энн послала Чарли за доктором, увела мальчиков и Изабель наверх. Потом она принесла таз с холодной водой и сделала отчиму компресс. А его приятели продолжали рассказывать матери, как с ним произошло несчастье.

Вскоре вернулся Чарли и привел доктора, который выглядел очень важно и что-то бормотал насчет апоплексии. Он выгнал Мери Энн и Чарли из комнаты дети мешали ему заниматься больным.

Наконец Боба Фаркуара перенесли не кровать в спальню. Ему пустили кровь. Детям сказали, что это не удар и он не умрет, но ему нужен отдых. Он ни в коем случае не должен идти на работу, ни завтра, ни всю следующую неделю и потом еще несколько недель. Пока доктор объяснял обезумевшей от горя матери, как ухаживать за больным и чем его кормить, Мери Энн проскользнула в спальню и взяла отчима за руку. Он уже был в сознании.

- Что же будет? - сказал он. - Они наймут кого-нибудь другого вместо меня. Им не нужен больной работник.

- Не беспокойся.

- Тебе придется отнести им записку. Спроси господина Дея, управляющего. - Он закрыл глаза: разговор утомил его.

Мери Энн спустилась вниз. Мать смотрела на нее с выражением полной безнадежности.

- Это конец, - проговорила она. - Они заплатят ему только за эту неделю. Может, он оправится только через несколько месяцев, а к тому времени его место уже будет занято. На что нам жить?

- Утром я схожу в типографию.

- Расскажи им все, как есть. Что твой отец болен.

- Я так и сделаю.

Мери Энн бережно расправила оттиск. Нельзя упускать такой случай, а для этого следует проверить каждое слово. Она уже знала, как отмечать ошибки крохотные пометки на полях: еще ни разу оттиск не возвращался в типографию без пометок ее отчима. Она прекрасно знала его почерк. Наклонная "Р". Завиток на "Ф". В самом низу оттиска она написала: "Исправлено. Боб Фаркуар".

На следующее утро она тщательно умылась, надела свое выходное платье. Непослушные локоны делали ее похожей на маленькую девочку. Она отрезала их ножницами и повернулась к зеркалу посмотреть, что получилось. Намного лучше, но чего-то недостает - не хватает яркого мазка. Она пробралась в спальню. Отчим спал. Она открыла шкаф, в котором мать деражала свою одежду. Там висело платье, которое та ни разу не надевала с тех пор, как стала жить на Баулинг Инн Элли, платье, которое было из "лучших дней", с бантом из красных лент на корсаже. Мери Энн взяла одну ленту, собрала ею волосы и посмотрела на себя в зеркало. Да, лента решила все проблемы.

Она тихо выскользнула из дома, чтобы мать и братья не увидели ее, и, зажав в руке свернутый оттиск, направилась к Флит-стрит.

Глава 3

Двери были открыты, и она могла идти, куда ей вздумается. Никто не обращал на нее внимания. Работал печатный станок. Она мельком взглянула на эту огромную деревянную махину, которая была установлена в длинной узкой комнате. Рядом со станком стояли двое рабочих и мальчик, державший в руках рулоны бумаги, которые он передавал рабочим. Невдалеке стояли еще двое рабочих, которые о чем-то беседовали, и другой мальчик, постоянно бегавший по лестнице в комнату на втором этаже и возвращавшийся с новыми рулонами бумаги. Один из мужчин стал говорить громче, так как грохот станка заглушал его слова.

Напротив входа в печатный цех находилась дверь с табличкой "Посторонним вход воспрещен". Мери Энн постучала в эту дверь. В ответ раздалось раздраженное: "Войдите!" Девочка вошла в комнату.

- Что тебе надо?!

Обладатель этого раздраженного голоса был настоящим джентльменом. На нем был отлично сшитый камзол, шелковые чулки и напудренный завитой парик, повязанный черной лентой.

- Я пришла с запиской от моего отца. Он заболел.

- Кто твой отец?

- Роберт Фаркуар.

Джентльмен пожал плечами и отвернулся. Сидевший рядом с ним мужчина, в чулках грубой вязки и без парика, принялся объяснять:

- Боб Фаркуар, господин Хьюэс. Один из наших лучших работников. Наборщик и корректор. Какое несчастье. - Он повернулся к девочке. - Что случилось с твоим отцом?