Морье Дю - Мери Энн

- О Боже, где нужно открыть все окна и проветрить, - закончила она. Вычищайте грязь из вашего парламента, но без меня. Я никогда не вмешивалась и не буду вмешиваться в политику. Идите домой. Вы все утомили меня.

Они ушли и оставили ее одну. Как часто случалось, одиночество заставило ее переосмыслить события. Без сомнения, она вела себя как дура - только время покажет, так это или нет, - но, по крайней мере, на счете были деньги для Мери и Элен и небольшая сумма для нее самой. Она больше не зависит от мужского великодушия. Навсегда исчез вечный страх. Но что осталось? Чем можно заняться в тридцать три года? Ее обуревали сомнения, подогреваемые Вилом Огилви.

Однажды он сказал ей без всяких обиняков:

- Вы подвели меня.

- Я давно говорила вам, - ответила она, - все, что я делаю в жизни, только ради детей.

- Вздор! Вы довольно неплохо заработали бы на своих мемуарах - было бы что оставить в наследство вашим девочкам. А теперь они будут получать нищенское пособие в двести фунтов. Что касается ваших десяти тысяч - зная, как вы привыкли жиь и вашу любовь к дорогим безделушкам, - этих денег вам хватит всего на пару лет. Если говорить об основной цели...

- Вы имеете в виду - освободить место в штабе и сокрушить Ганноверов?

- Можете ставить вопрос именно так, если вам угодно.

- Скажу вам честно, Вилл, мне нравилось жить в роскоши. Красные камзолы, сверкающие кирасы, начищенные пуговицы, облеченный властью король пусть он нетвердо держится на ногах и у него с головой не все в порядке. Я всегда трепетно относилась к голубой крови и помазанникам Божиим.

- О нет. Это только предлог. В глубине души вы хотите, чтобы он вернулся к вам.

- Кто?

- Ваш герцог Йорк. Поэтому-то вы и отдали письма и сожгли мемуары. Вы по своей женской логике рассудили, что этим тронете его сердце, заставите его пожалеть о вашем разрыве. Вы надеетесь, что в один прекрасный день его карета остановится у вашего дома и он позвонит в дверь.

- Это неправда.

- Не лгите. Я вижу вас насквозь. Ладно, давайте говорить начистоту. Он не вернется, его тошнит от одного упоминания о вас. Он дискредитирован в глазах всего света - и все из-за вас.

Его слова привели ее в бешенство.

- Что шантажом заставил меня сделать обанкротившийся армейский агент... Господи, вы все время вмешиваетесь в мои дела. Я страшно сожалею, что когда-то встретила вас.

- И где бы вы были сейчас? В каких-нибудь жалких меблированных комнатах в Брайтоне, лежа на спине, зарабатывали себе на хлеб? За ночь - тройную цену, а для подвыпивших гуляк, сбежавших из семьи на субботу и воскресенье, - пять шиллингов за один раз? Или, за неимением лучшего, поселились в каком-нибудь убежище рядом с преданным Даулером? Сами готовили себе еду, располнели и нехотя выполняли свои обязанности по субботам?

- Наоборот, я вытеснила бы госпожу Фитц и воцарилась бы в Карлтон Хаузе или начала какое-нибудь дело. О небеса, как же я ненавижу вас, Вилл, вы как дьявол преследовали меня всю жизнь.

- Я был вашим спасителем, но вы не хотите признать этого. Вопрос в следующем: что дальше?

- Почить на лаврах. Учить моих дочерей хорошим манерам.

- И выдать их замуж за приходских священников с двумя пенсами годового дохода. Вам надоест столь безупречное существование... А любовники?

- Я в них не нуждаюсь, раз у меня есть десять тысяч на счете и четыреста фунтов ежегодного пособия. Кроме того, меня тошнит от мужчин: они слишком требовательны.

- Вы имеете в виду его светлость радикала?

- Я не имею в виду кого-то конкретного, я говорю об этой половине рода человеческого. Я обеспечила себе безопасность только с помощью своей женственности и очарования - ни вы, ни Уордл здесь ни при чем. Кстати, где обещанное вознаграждение? Домик с башенками и экипаж четверкой?

- Лучше вам обратиться к члену парламента от Оукхэмптона. Как и я, он вам скажет, что вы подвели его, что, присотановив публикацию мемуаров в столь острый момент, вы выбили у него из рук оружие. Другими словами, вы ему больше не нужны.

- А Кенту?

- О, Кент в ужасе, что с него сорвут маску. Приходится признать, что я ошибся в оценке. Я считал его достойны человеком, но он струсил - истинно германская манера. Он никогда не получит должность своего брата.

- Итак, мы не сдвинулись с места?

- Точно. Хотя Уордл стал национальным героем, а вы приобрели всеобщую известность... По крайней мере, вашим портретом украшают стаффордширский фарфор. Все типографии печатают ваши портреты - что еще вам нужно?

- Благодарности за полный зал во время слушаний. Во всяком случае, мне удалось отвлечь народ от войны в Испании.

- Да, вы сделали это мастерски. Честь вам и хвала. Ваше имя звучит в самых отдаленных уголках Англии. Жаль, что это будет длиться недолго. Как только вы сожгли мемуары, вы сразу же вышли из моды. Нет ничего скучнее уединенной жизни.

Она смотрела в его спокойные глаза. Сколько он потратил сил, чтобы привлечь ее, чтобы подбить ее на эту авантюру, - каким же надо быть гением, чтобы задумать все?

- Я ненавижу благодарность, - сказала она, - и несдержанные обещания.

- Которые дают дураки, - заметил он, - пустоголовые дураки.

Значит, он не любит Уордла? Она поняла. Его игра не принесла успеха, его план потерпел неудачу. Где-то Уордл совершил грубую ошибку, и Огилви, в тайне от всех ткущий паутину, увидел, что жертве удалось спастись... Паутина разорвалась.

- Если бы, - сказала она, - вы действовали самостоятельно, а не использовали пешек, вы могли бы преуспеть.

- Меня утомляет активная деятельность - такой уж у меня характер.

- Разве? Я часто спрашивала себя...

Но никаких откровений не последовало. Где он развлекается? Во всяком случае, обиженно подумала она, не здесь. Что сразу же объединило их и в то же время создало барьер между ними. Возможно, он, как обычно, прочитал ее мысли, так как засмеялся, поцеловал ей руку и пожелал спокойной ночи.

- Ну ладно, - сказал он, - я прощаю вас за то, что вы сожгли мемуары. Но десять тысяч могут растаять. Постарайтесь удвоить их, пока у вас есть возможность. Между прочим, вы обеспечили только дочерей. Но ваша щедрость понадобится и остальным представителям клана Маккензи, не так ли?

И с этими словами он ушел. Однако ее визит взбодрил ее, она уже не была так подавлена. Он изменил ее настроение так, как ему было выгодно в данный момент. И она знала это.

Оставленная после его ухода наедине с тревожными мыслями, которые он внушил ей, она промучилась всю ночь без сна, а утро началось с нюхательной соли и недовольства Мартой.

- Не белое, а голубое платье.

- Голубое порвано.

- Так почему же, черт побери, ты не удосужилась зашить его?

- Не было времени, мэм: ведь вы вчера его надевали.

- Голубое шелковое, а не атласное... Не забирай поднос, я еще не закончила. Почту принесли? Кто заезжал? Где мои письма?