Бренда Джойс - Пламенный вихрь

Мужчины стояли глядя друг на друга. Сторм смотрела на дядю Бретта, пытаясь скрыть свое состояние, когда этот добродушный седовласый джентльмен повернулся к ней.

- А это кто, племянник?

- Дядя Эммануэль, это моя дорогая жена, Сторм.

- А, так ты женился. И такая красивая женщина, и такое необычное имя, nina. - Он приветливо улыбнулся ей.

- Бретт!

Сторм посмотрела на подошедшую женщину и сразу пришла в отчаяние. Наверное, это дочь тети Елены, потому что она была точной, но только более молодой копией прекрасной тети Бретта. Женщина была совершенно великолепна, черноволосая и черноглазая, среднего роста, но с роскошными формами и такой тонкой талией, какой Сторм никогда не видела. Ее рубиново-красные губы соблазнительно улыбались мужу Сторм. С лаской в голосе Бретт сказал:

- Ну и ну! Моя кузина София уже совсем взрослая!

- И ты тоже, Бретт, - кокетливо произнесла та, протягивая изящную белую руку.

Сторм взглянула на Бретта и увидела его улыбку, но не заметила насмешливого огонька в глазах. У нее оборвалось сердце от безумной мысли, что в детстве он и эта женщина были неравнодушны друг к другу. Она была так прекрасна, что никакой мужчина не мог бы перед ней устоять. А Бретт смотрел на нее, не сводя глаз, - этот взгляд был ей хорошо знаком.

Но тут он удивил ее. Он шагнул ближе к Сторм и взял ее руку:

- София, это моя жена, Сторм.

Откинув блестящую черноволосую голову, София высокомерно смерила ее взглядом.

- Как мило, - пробормотала она почти с отвращением. - Вы такая... высокая.

- А вы такая... полная, - неожиданно для себя выпалила Сторм, желая выцарапать ей глаза.

София ошеломленно уставилась на нее, потом улыбнулась, выставляя вперед грудь.

- Именно так, - произнесла она, отводя взгляд от Сторм. Она глянула прямо в глаза Бретту, приглашающе надувая губки, потом перевела взгляд на его грудь. Ее взгляд переместился ниже, ласково оглаживая его бедра, что совершенно шокировало Сторм: она никогда не видела, чтобы женщина с такой похотью смотрела на мужчину, на его чресла. Ее охватило неодолимое желание вбить эти выпяченные губки в изящную мордочку Софии.

Бретт усмехнулся, обхватил Сторм рукой за талию и притянул к себе:

- Мы невероятно устали.

- Конечно, - кивнула Елена. - Уже довольно поздно. Я пришлю в ваши комнаты воду для ванны. Может быть, обед вам тоже принести наверх?

- Это было бы замечательно, - сказал Бретт. - Дядя Эммануэль, надеюсь, дела могут подождать до завтра?

- Конечно, Бретт. Твой отец сейчас спит. Для облегчения он принимает лауданум и проспит до утра.

- Насчет вашего внука - мне очень жаль, дядя... тетя, - сказал Бретт. Мне очень жаль, София.

- Спасибо, - произнесла София, внезапно пораженная горем. - Он был еще такой маленький... Елена обняла дочь:

- К тому же София совсем недавно овдовела. Идем, дочка, поможешь мне получше устроить твоего кузена и его жену.

Сторм была потрясена, когда поняла, что София уже вдова и мать и что она старше, чем она предполагала. Сочувствие к кузине вытеснило первоначальную неприязнь.

У дверей виллы София помедлила, оглядываясь через плечо. Она одарила Бретта великолепной улыбкой, поиграла чернильно-черными ресницами и уплыла, покачивая округлыми бедрами. Одного взгляда на мужа Сторм было достаточно, чтобы убедиться, что он смотрит вслед Софии с напряженным вниманием, и ей показалось, будто ее пронзили в самое сердце. Она вдруг почувствовала себя такой усталой, ей захотелось плакать, и она оперлась на мужа.

- Вы совсем измучены, - пробормотал он, крепче сжимая ее. Сторм заметила тепло в его глазах и совсем растерялась. Она совершенно не понимала мужчины, бывшего ее мужем, ни чуточки.

Их провели в отведенные им комнаты. Бретт прошел в гостиную, чтобы Сторм с помощью Бетси могла искупаться первой. Сторм ужасно устала, была голодна и все еще обижена тем, что Бретт не побеспокоился сообщить семье о их браке. Она не стала нежиться в ванне, а быстро вымылась, вытерлась и надела изумрудную шелковую рубашку и отделанный нежными кремовыми кружевами пеньюар, потом принялась расчесывать волосы, прислушиваясь, как Бетси приглашает Бретта принимать ванну. Бретт отпустил ее, и когда Сторм подняла глаза - он стоял на пороге, наблюдая, как она расчесывает влажные пряди. Она встретилась в зеркале с его взглядом и была глубоко тронута, когда он улыбнулся ей. Он прошел в комнату, на ходу стягивая рубашку.

Сторм на мгновение засмотрелась на его грудь, потом взяла себя в руки.

- Простите, - пробормотала она.

Он расстегнул пояс и принялся за застежку бриджей. У Сторм округлились глаза; она покраснела и выскочила из комнаты. Ей показалось, что он негромко рассмеялся, но она не была в этом уверена.

Ужин уже принесли, но приниматься за еду, не дожидаясь его, было бы невежливо. Сторм опустилась в обитое бархатом кресло и налила себе вина. Огромная гостиная была обставлена роскошно, но изящно. В ней стояли три дивана, кушетка, несколько кресел и секретер. Сосновый пол устилали восточные ковры. Вся мебель была покрыта гобеленовыми и шелковыми чехлами. Занавеси были из бархата. Комната напомнила ей о доме в Техасе - у нее был совершенно европейский вид.

Однако первый этаж выглядел по-испански - от выложенных красной плиткой полов до массивной мебели орехового дерева и сводчатых оштукатуренных потолков.

Внезапно Сторм пришло в голову, что сам Бретт француз, а его семья испанцы. Даже фамилия у него была французская. От этой мысли она нахмурилась, потом поняла: наверное, его отец - француз, который женился на дочери хозяина гасиенды, испанке, единственной наследнице. Невозможно было не заметить сходство между Бреттом и его кузиной, хотя невысокий, круглощекий Эммануэль по внешности вовсе не годился им в родственники.

- Вы так задумчивы, - услышала она теплый, мягкий голос Бретта.

Возвращенная к реальности, Сторм взглянула на него: на нем был черный шелковый халат с красными отворотами, тело было влажным, и халат облеплял могучую грудь и бедра. Сторм смущенно заерзала.

- Проголодались? - спросил он, усаживаясь рядом с ней и наполняя сначала ее бокал, потом свой.

- Да, просто умираю от голода.

Она посмотрела ему в глаза. Когда он не сердился, они были такие нежные, глубокие, темно-карие с золотистыми крапинками, а вовсе не черные, уголки рта слегка поднимались кверху, - и Сторм почувствовала, как у нее ёкнуло сердце. Он подал ей бокал. Она потянулась к нему, и пеньюар распахнулся, выставляя напоказ глубокий вырез рубашки с кремовыми кружевами по краю. Взгляд Бретта, задержавшийся на столь великолепном зрелище, заметно прояснился. Сторм смутилась и запахнула пеньюар.

- Не пройти ли нам к столу? - спросил он вставая, сверкнув крепким, заросшим черными волосами бедром, и протянул ей руку. Поднимаясь, Сторм взяла ее, и он провел ее к столу, словно они были на званом обеде, выдвинул ей стул, потом уселся сам.