Тереза Гладден - Ти Эс, я тебя люблю!

Наконец он вновь завладел ее руками и мертвой хваткой сжал ее, не давая ей пошевелиться.

– О'кей, успокойся. Да остановись же, Ти Эс, – снова и снова говорил он, но она, казалось, ничего не слышала.

Наконец она изнурила себя в бесполезной борьбе. Взмокнув от бесплодных усилий освободиться, Ти Эс тихо лежала под ним тяжело дыша.

Она попыталась привести в порядок свои чувства, обрести контроль над собой, и ей это наконец удалось. Она перестала плакать. Последняя капля медленно стекла по ее щеке и повисла на мочке уха. В то же время она ощутила на себе тяжесть его тела и упругую твердость покрытых волосами мужских ног, крепко сжимающих ее бедра.

Логан отпустил ее руки. Своими пальцами он провел по ее спутанным, взъерошенным локонам и быстро прикоснулся губами к ее виску, думая о том, что, возможно, это в последний раз. Подняв голову, он с тревогой посмотрел ей в лицо. Глаза, смотревшие на него с восхищением, глаза, смотревшие на него с обожанием и любовью, теперь были наполнены болью и отчаянием, и он ненавидел себя за то, что причинил ей эту боль.

– Итак, ты знаешь, – попытался сказать он спокойно, с огромным усилием сдерживая свой голос.

– Да, я знаю...

Она отвернулась от него и закрыла глаза. Отчаяние пронзило его, словно острое лезвие.

– Я хотел сказать тебе об этом ночью на пляже, но просто не сумел найти слов.

– Надо было получше попытаться...

– Да, надо было. Я сожалею, что...

– Да мне наплевать, что ты сожалеешь! Все это время ты знал, кто я. А я нет! – Ти Эс внезапно замолчала. В этом ее утверждении было все, в чем она его обвиняла. Ей не было необходимости продолжать дальше.

– Я знал это с первой ночи. Я узнал тебя даже раньше, чем ты сказала мне свое имя. Хочешь знать, что я почувствовал?

– Нет... Плевать я хотела...

Невыразительный, безжизненный тон, которым она это сказала, поверг Логана в отчаяние. Он должен заставить ее выслушать, должен заставить ее понять!

– Очень плохо, потому что я все равно собираюсь тебе рассказать об этом, произнес он, стараясь говорить спокойно. – Сначала я до смерти перепугался, что ты узнаешь меня, потому что тогда я не смогу больше лгать себе и скрывать, кто я есть на самом деле.

Он остановился и с трудом перевел дыхание. Она хоть немного слушает? Или укрылась где-то в дальнем углу своего сознания, где может его не слышать и не видеть?

Его пальцы безостановочно перебирали ее волосы, такие шелковые и мягкие.

Логан знал, что мог бы с легкостью повернуть ее голову, принудить ее посмотреть на него и выслушать, что он говорит, но ему надо было, чтобы она сделала это по собственной воле.

– Посмотри на меня, Ти Эс, – тихо попросил он. – Прошу тебя, посмотри мне в глаза, и ты увидишь, что все, о чем я буду говорить, – правда. Посмотри на меня!

Ти Эс медленно повернула голову и встретила его взгляд. Она чувствовала прикосновение его тела к своей коже, ощущала его дрожь и даже чувствовала его волнение. Но, главное, в его глазах она прочитала отражение своей собственной печали и разочарования. И всем сердцем она поняла, что этот мужчина сейчас так же беспомощен, как бывают иногда беспомощны самые сильные люди.

На Логана словно повеяло ледяным ветром. Он теряет ее!

– Ти Эс, пожалуйста, – он замолчал, не в силах видеть ее отсутствующий взгляд и осознавая всю безнадежность этих двух слов.

Ти Эс шестым чувством угадала, как важно ему, чтобы она его выслушала, и в глубине души ей было ясно, что и самой ей хочется расслабиться и дать ему возможность высказаться. «Как часто она делала такое ради других, игнорируя свои собственные нужды?» – спросила она себя. «Слишком часто», – пришел ответ. Сейчас, в момент ее печали в боли, ее неспособность оттолкнуть другого не позволила ей обмануть его ожидания.

– Отпусти меня, – ледяным безжизненным голосом сказал Ти Эс. – Тогда я, может, и выслушаю тебя.

Логан внимательно посмотрел на нее, затем резко отстранился в сторону, освобождая ее. Она увидела, как он сел, опершись спиной на спинку кровати, слегка согнув в коленях ноги. Его плечи, лицо были напряжены, создавая впечатление, будто он переполнен какой-то мучительной энергией или тайной, готовой вырваться на свободу. Когда он, наконец, заговорил, его голос звучал резко, ему не совсем удавалось контролировать себя.

– Мой отец был идеалист и мечтатель, каких было множество в шестидесятых-семидесятых годах. Он разделял все бредовые утопические мечты о всеобщем равенстве, ну и так далее... Ну, вот он и создал коммуну на купленной им земле в горах Западной Вирджинии. Син, мой отец, я его так звал, Син был очень сильный, бородатый человек с длинными светлыми волосами, словом, настоящий хиппи, в очках, таких же, как у Джона Леннона. Отец любил свободу, красоту окружающей природы. Часто он смеялся, вспоминая вещи, которые видел только он и никто больше. Моя мама, Саммер, выращивала все мыслимые виды цветов.

Логан продолжал, ободренный молчанием Ти Эс.

– Она стригла шерсть овец, которых мы выращивали, пряла и вязала одежду на всю нашу семью. Она была самой оригинальной матерью на земле и пытались заботиться о каждом, кто оказывался в орбите ее внимания.

Он помолчал.

– Ты мне напомнила ее тем, что заботишься обо всех и хочешь, чтобы все были счастливы.

Логан взглянул на Ти Эс и увидел, что женщина натянула на себя простыню, словно стала стесняться собственной наготы. Это простое бесхитростное движение вызвало у него безотчетную грусть. Ему хотелось дотронуться до нее, обнять ее, а взамен этого между ними возникал барьер из ткани. И тогда, сделав над собой усилие, он продолжил:

– Красивая история, правда?

– Да... красивая, – Ти Эс очень хорошо понимала, что где-то в его рассказе, в этой идиллистической картине жизни на «Ферме Свободы» есть подвох, только еще не знала, где и когда он обнаружится.

Брови у него нахмурились, будто ему было очень трудно вспомнить все, что последовало за этим.

– Я не знал, что отличаюсь от других до тех пор, пока не пошел в школу. Вот тогда мне дали понять, что я отличаюсь от других детей, страшно отличаюсь. Когда мы с тобой встретились на том автовокзале, мне казалось, что я самый злой человек на планете. Я был зол на всех и на все, потому что не хотел быть сыном хиппи, живущем в нормальном мире. Я злился, потому что меня высмеивали и ненавидели за то, что я чужой им всем, а я хотел быть таким же, как любой другой мальчишка. Я просто не мог больше оставаться тем, кем был раньше.

– Не понимаю, – Ти Эс покачала головой. Ее всепоглощающий гнев быстро сменился чувством болезненного сострадания.

Она вздохнула:

– Что ужасного в том, что ты таков, какой есть?

Он резко выдохнул, сглотнул комок в горле и отвернулся, глядя в окно, прислушиваясь к болезненным ощущениям в сердце.