Елена Катасонова - Переступая грань

- Ничего, - взял ее руку в свои Женя. - Выпишешься и отпразднуем в январе, двадцать четвертого, по восточному календарю. А может, и раньше больше двадцати дней теперь ведь не держат.

- Держат, только за деньги, - возразила Лера. - У нас с тобой таких нет.

- Надо будет - достану, - нахмурился Женя и пошел к Светлане Васильевне, лечащему врачу.

- Про духи не забудь, - шепнула, когда он наклонился ее поцеловать, Лера.

Светлана Васильевна, молодая, хорошенькая, в перетянутом на талии накрахмаленном белом халатике, сидела в жарко натопленном кабинете и что-то писала.

- Воронова? - переспросила она, вскинув длинные, накрашенные ресницы. - А вы кто будете?

- Муж, - солидно откланялся Женя.

- Муж? Хорошо, - почему-то одобрительно сказала доктор и, помолчав, заговорила быстро и без эмоций. - Окончательный диагноз ставить пока что рано, но динамика отрицательная...

- А что это значит? - испугался Женя.

Доктор вздохнула.

- Ну, нет улучшения. Напротив... Завтра поставим капельницу. Возможно, переведем в реанимацию.

Женя от ужаса потерял голос. Легкая досада промелькнула на хорошеньком личике Светланы Васильевны.

- Ничего особенного, - терпеливо принялась объяснять она очевидное. Так положено, когда динамика отрицательная. Там у нас специальный пост, сестры поопытней. Ей там будет лучше, поверьте.

Но чем спокойнее она говорила, тем больше пугался Женя. Ее слова звучали как бы издалека: "Изношенные сосуды... общая тревожная ситуация... аритмия... барокардия..."

- Это еще что за зверь? - встрепенулся Женя.

- Это когда ритм сокращений редкий, - объяснила Светлана Васильевна.

- Всегда была тахикардия, - растерянно пробормотал Женя.

- То-то и оно, - задумалась Светлана Васильевна, постукивая по столу карандашиком.

Женя тут же воспользовался паузой: щелкнул замком, открыл портфель, вытащил белую коробочку.

- Это вам. С Новым годом!

- Спасибо, - равнодушно бросила в ответ Светлана Васильевна и, едва взглянув на коробочку, сунула ее в ящик стола. - Кстати, жену вашу на праздники - вы уже знаете? - мы не отпускаем. - Доктор строго взглянула на Женю, давая понять, что духи духами...

- Лера сказала, у вас карантин, - согласно кивнул Женя.

- Карантин, да. Но все мы люди...

- Так отпустите!

Что-то Женя совсем запутался.

- Нет, вы не поняли, - покачала хорошенькой головкой докторша. - Как раз ей - нельзя... - Она помолчала, постукивая о стол карандашиком - такая у нее была, видно, привычка. Женя со страхом ждал. - По показаниям. Этого-то он и боялся. - Так что ни на какие уговоры, пожалуйста, не поддавайтесь.

Светлана Васильевна взглянула на Женю очень строго.

- Да она и не уговаривает, - печально сказал Женя.

- А потому что все понимает, - уважительно заметила Светлана Васильевна. - Овчинка выделки не стоит... Даже если овчинка - такой Новый год, как этот. Все равно не стоит...

- Чего? - не понял Женя.

- Здоровья, - просто ответила Светлана Васильевна и встала, давая понять, что прием закончен.

Как хотелось Жене поговорить о Лерином состоянии с Таней! Но что-то его удерживало. Может быть, щепетильность? Или опять-таки - стыд? Жена в больнице, а он... И потом - что нового может сказать Таня? Лечащий врач в общем ему объяснила, только он все равно ничего толком не понял. Если сделали кардиограмму, взяли всякие там анализы, то почему нет диагноза? Если "динамика отрицательная", то почему тянут с капельницей? И какая такая динамика за два дня? Наверное, нужно было кому-нибудь дать денег? Никакие не духи доктору, а деньги - тому, от которого все зависит. Но кому? Той же врачихе? Завотделением? Главврачу? Лера велела - духи. Подумать только духи за шестьсот! Женя и не знал, что такие есть цены.

- А знаешь, - похвасталась Лера, - в придачу к духам фирма преподнесла шампанское, Люда сказала!

- Еще бы, - фыркнул Женя. - Небось одна Люда у них и была.

- Нет, - возразила Лера. - Людочка говорит, покупали.

И Женя почувствовал себя нищим.

Теперь он ехал в метро и думал обо всем сразу: о Лере, об избалованной, красивой врачихе, о сыне, который теперь все знает - ну, положим, не знает, догадывается... Как всегда, незаметно и неизменно, стал думать о Тане. Ну вот, свершилось, сбылось: Новый год они будут встречать вместе, и раз для Тани это так важно, станет важным и для него. И даже подарок для нее он придумал: трехтомник Георгия Иванова - роскошный, бесценный; эмигрант же, не издавался с двадцатых годов. Таня любит стихи и оценит подарок.

Я проснулся и вспомнил тотчас

О морях, разделяющих нас.

О письме, что дойдет через год.

Или вовсе к тебе не дойдет...

Да, эти стихи - для нее. И для него - тоже.

- Дари людям то, что тебе хотелось бы получить самому, - когда-то учила Женю мама.

Хотелось бы ему получить трехтомник в подарок? Еще бы! Значит, и Таня обрадуется.

Сегодня он скажет ей, что Новый год они встретят вместе. Ничего не станет объяснять, пусть думает как хочет. Потому что есть некая неловкость в причине, и не надо, чтобы и Таня ее ощутила. Так думал Женя, выходя на "Юго-Западной" из метро. С того самого дня, как увезли Леру в больницу, он не видел Тани, по какому-то суеверию не звонил и теперь чувствовал жгучее нетерпение. Скорей бы услышать голос, без которого так трудно жить, а завтра увидеть Таню, потому что с завтрашнего дня карантин и не нужно ежедневно ездить в больницу, а передачу повезет Денис. Хорошо бы остаться у Тани, но придется, наверное, вернуться домой - мало ли что... А остаться так хотелось...

Автобус все не шел, и не было денег на маршрутку - у него, старшего научного сотрудника Института истории, без пяти минут доктора наук! Всю жизнь - в нищете. Нет, по российским понятиям живут они средне, но по человеческим, конечно, нищие. Ага, вот и автобус. Вперед, на штурм! Втиснулся, втолкнулся, поехали! Вот оно, счастье по-русски. "Ты чего ликуешь, болван? - сурово спросил себя Женя. - Чему, скажи, радуешься?" Ответ он знал. "Радуюсь тому, что есть Таня. Несмотря ни на что - есть Таня. И я люблю ее так, как никогда никого не любил. Прости меня, Лерочка, дорогая, но я же не виноват! Ничего не могу с собой сделать, а может быть, и не надо? Разве должен человек отказываться от счастья, потому что женат и жена в больнице? А Дениска меня осуждает... - Нежность к сыну - не к этому, баскетбольному, а тому - крохотному, беззащитному - сжала сердце. Маленький мой, не осуждай, не надо! Настанет время, и ты поймешь... А может, и нет, если повезет тебе с Людой. Но разве бывает любовь на всю жизнь? - Женя с сомнением покачал головой. - Не знаю, не знаю... Как-то не верится..." Господи, до чего хочется к Тане! Как он не догадался позвонить прямо оттуда, из больницы? Позвонить и приехать! Нет, невозможно: нужно передать сыну список, написанный четким Лериным почерком, - что еще привезти. Вот сейчас он приедет и позвонит. Только бы Дениса не было дома! Да нет, он, наверное, у Люды или у кого-нибудь из своих ребят... Как Таня обрадуется! В Новый год - вместе! Последнее время она все печалится... А что, если пригласить ее в театр - не на Новый, конечно, год, а вообще? Ведь они ни разу не были в театре, а теперь у него свободные вечера...