Нора Лофтс - Цветущая, как роза

Однако внешность ничем не выдавала ее положения, и я никак не мог объяснить себе, почему она решила открыть свою тайну так поспешно. Что, это просто паника? Или женщины всегда суетятся по такому поводу? Она села на стул, который я ей заботливо подставил, приняла тарелку, полную еды, которую поковыряла ножом и сразу же отставила в сторону, и в ответ на мой вопрос, не хочет ли она чего-либо другого, произнесла:

- О нет, спасибо, - и погрузилась в скорбное молчание.

Все общество за столом было охвачено страшным напряжением, и любое замечание, произнесенное, чтобы разрядить обстановку и восстановить непринужденную беседу, звучало как-то неестественно и натянуто, что усугубляло ситуацию. Бедняга Майк с выражением глубокого сочувствия на смешном обезьяньем лице долил в ее стакан воды, которую она тут же жадно выпила, и при виде слез, снова заструившихся по бледным щекам, утешительно произнес: "Ну-ну!". Но его слова не возымели эффекта, и через несколько минут мы отложили в сторону ножи и вилки и сидели, беспомощно глядя друг на друга. Наконец, я взглядом приказал Джудит встать и проводить девушку в комнату, которую они должны были отныне делить.

Энди, вечно голодный и жадный до еды, сразу потянулся к блюду с овощами и наполнил до краев свою тарелку. Мы снова взялись за приборы, ощутив невольное облегчение.

- Бедняжка, - сказал Майк, - женщинам всегда достается, это уж точно. Был бы твой юный братишка здесь, я отправился бы к старику самолично.

- Саймон не виноват, - ответил Ральф, смущенно поеживаясь на стуле. Он ее и вправду любил, хотя Бог только знает за что. Но любил ведь, и вечно околачивался возле Прохода с букетиком цветов. Отдал ей самую лучшую шкуру, которую добыл. И он ни за что не уехал бы, если бы Пиклы не отвадили бы его так, будь они неладны все. Никогда не видел, чтобы Саймон плакал, но однажды ночью он завыл как дите малое. Квакеры все такие путевые и богонравные, но по мне так лучше безбожники.

- Безбожники тоже могут многое, - ответил я, вспоминая своего отца. Эти люди приписывают Господу Богу свои мысли и представления и порочат его.

- И вас опорочат, хозяин, - сказал Энди. - Вы старейшина, не забывайте. И они не проглотят, что один старейшина приютил ту, которую прогнал другой. Мизззтер Томаззз скоро будииит ззздесь. И он объяззнит вам, что, кто призззрел грежжжника, тот грежжжник и езззть.

Передразнивая протяжный эссекский акцент мистера Томаса, Энди хотел развеселить нас, но никто не улыбнулся.

- Я построил этот дом большим и просторным, и мне решать, кто будет жить под этой крышей, а не мистеру Томасу, - отрезал я. - Его долгом было бы заставить Пикла принять девушку домой.

- О Боже упаси, - с чувством воскликнул Майк. - Не забывайте о Кезии. Ни один раб не позавидует участи девушки, если она вернется в дом после всего этого.

- Здесь ты прав. Думаю, что лучше всего ей выйти замуж за Ральфа если ее устроит такой выход.

- Или за меня, - вставил Майк с шутливым подмигиванием. - Мне бы очень подошло, если бы крепкий мальчонка был мне подмогой на старости лет. Ставлю десять против одного, что будет мальчик, дети любви почти всегда мальчишки.

- Я бы не обижал ее, - заверил Ральф очень просто, не обращая внимания на это замечание.

Предсказание Энди не замедлило сбыться. Вечером того же дня Пикл и мистер Томас прибыли ко мне, правда без Кезии, чему я был несказанно рад. Я принял их подчеркнуто любезно, стараясь создать дружелюбную атмосферу. Энди взял лошадей, а я провел гостей в зал, где предложил угощения, от которых они отказались.

Было видно, что они чего-то выжидают. Пикл, конечно же, начал первым:

- Мы слышали, девица у вас, мистер Оленшоу.

Когда я кивнул в ответ, он вздохнул и замолчал. Через несколько мгновений Джудит привела Эли, и я понял, что затевалось серьезное дело.

- Ну, - начал я, облегчая задачу. - Вы пришли по поводу Магитабель, я полагаю. Надеюсь, чтобы забрать ее домой.

- Честно говоря, нет, - ответил мистер Томас, бросив многозначительный взгляд, полный хитрости и коварства. - Старейшина, который знает вас с самой юности, отец провинившейся девушки, наставник ваш, все мы пришли к вам с предупреждением, что вы совершаете величайшую ошибку. Страшную оплошность. Вы сами молоды и холосты. Тут может пострадать ваша репутация. Может, хоть это вас остановит, если справедливость сама по себе ничего для вас не значит.

Прежде чем я успел ответить, вмешался Эли со своим тяжеловесным красноречием, которое всегда было у него наготове, чтобы уговаривать и увещевать.

- Ты молод еще, парень, как сказал мистер Томас. Мы все здесь старше тебя, опытнее. Это все нужно пресечь на корню. Нужно покарать самое первое злодеяние, чтобы остановить путь порока. У нас в селении много других молодых женщин, коварный искуситель только и поджидает момента, чтобы совратить их с пути истинного. И только сделав наказание достаточно суровым, мы сможем удержать их от греха. Магитабель Пикл, отвергнутая своей семьей, сосланная на мельницу, чтобы там осмыслить свой проступок и ждать своего часа, не будет слишком соблазнительным примером для подражания. Магитабель Пикл, торжественно возвращающаяся в селение на лошади мистера Оленшоу, в сопровождении одного мужчины, при гостеприимстве другого, и сочувствии еще двоих, которые считают, что с ней слишком жестоко обошлись, - согласитесь, это уже совсем другое дело. Да соверши она что-то благородное или добродетельное, вряд ли заслужила бы такое хорошее обращение. Разве ты не ПОНИМАЕШЬ, парень, что это первый откровенный грех, с которым мы столкнулись на новом месте? Мы ОБЯЗАНЫ покарать прегрешение столь жестоко, чтобы любая самая легкомысленная девица в момент соблазна остановилась и напомнила себе: "А что постигло Магитабель Пикл?" - и это поможет ей преодолеть искушение. Разве не стоит пожертвовать ради этого слезами всего одной женщины? Женщины слабые созданья, их нужно охранять, ограждать от всего, не давать им возможности преступить черту.

От такой страстной проповеди у него перехватило дыхание, и прежде чем продолжить, он сделал глубокий вдох, а я воспользовался этой паузой:

- В отличие от всех других грехов, Эли, этот обрушивается на саму грешницу, она-то и страдает больше всех. Что бы вы ни сделали, какое бы наказание ни изобрели, это не будет страшнее мук деторождения, о которых женщина вряд ли забывает в момент искушения. И девушку, идущую на этот риск, не остановит пример Магитабель Пикл. Тут есть еще и другой момент. Спросите себя сами, все до одного, какова ценность добродетели, противостоящей соблазну лишь под страхом грядущего наказания? Мне это кажется не столь похвальным, равно как и искоренение одного зла при помощи другого. Это не кража, не убийство. И девушка ведь не отпетая блудница. Если бы ее отец не отверг Саймона Свистуна с презрением, которого он сейчас должен устыдиться, девушка стала бы уважаемой замужней дамой, счастливо ожидающей рождения ребенка, как любая другая женщина в Зионе. Я посмотрел на своих слушателей. Три лица передо мной напоминали маски: каменная - у Эли, из мягкой кожи - у мистера Томаса, из белого мела - у Пикла. Я понял, что слова мои не произвели ни малейшего впечатления. В отчаянии я повернулся к Эли, вкладывая в свои слова столько силы и энергии, что почувствовал физическую усталость.