Элизабет Огест - Королевское поручение

Виктория обняла сестру.

- Я так рада, что ты искала меня.

В голосе Рэчел зазвучало отвращение.

- А Креншоу.., ужасный человек. Он, не моргнув глазом, принял мое заявление о твоем исчезновении и еще говорил о тебе, как об очень легкомысленной особе!

- Давай не будем больше о них, - поморщилась Виктория. - Расскажи мне о твоем принце. Я знаю из газет, что его считают очень достойным человеком.

- Достойным и чудесным, - подтвердила Рэчел. - Принц Дэймон помог мне.

Виктория улыбнулась, разделяя радость сестры, но вспомнила свое детство и почувствовала беспокойство за дочку Рэчел.

- А как же моя племянница? Как Дэймон себя чувствует в роли папы?

Рэчел улыбнулась, успокаивая сестру.

- Дэймон очень любит Карли, а Карли просто обожает Дэймона. У них взаимная любовь с первого взгляда.

Виктория облегченно вздохнула, и они продолжили разговор о Рэчел, Дэймоне и их планах на будущее.

Примерно через час Виктория стояла у окна в палате Лэнса и смотрела, как Рэчел и Дэймон идут к машине.

- Я так рада, что Рэчел нашла настоящую любовь. - Виктория оглянулась и пристально посмотрела на Лэнса. - Теперь мне осталось только убедить тебя, что у меня нет тайных намерений.

Он смотрел на нее так, будто знал ее лучше, чем она себя.

- Вам следует поскорее переехать во дворец и начать новую жизнь. Вы увидите, что для меня в ней не будет места.

Виктория долго молчала, глядя ему в глаза, затем подошла к его кровати и сказала:

- Великий герцог ждет меня сегодня к обеду, и мне уже пора идти. Я вернусь завтра.

Наклонившись к Лэнсу, она быстро поцеловала его в губы и вышла из палаты.

Лэнс смотрел, как она идет к двери, все еще ощущая прикосновение ее губ. Ни разу в жизни он не чувствовал такой тоски в сердце. Ему очень хотелось обнять Викторию и поверить в ее любовь, но он не мог позволить себе ни того, ни другого. Никто никогда не любил его. Чтобы не расслабляться, он снова попытался вспомнить всех, кто в прошлом предал его, начиная с матери.

Воздвигнув таким образом опять свою каменную стену, он успокоился и повторил свою юношескую клятву - не позволять, чтобы ему вновь причинили боль, сперва пообещав свою любовь, а потом отказавшись дать ее.

Как только Виктория вышла из палаты, Хардкот немедленно поднялся со стула и вытянулся по стойке смирно.

- Мне пора во дворец, - сказала Виктория.

Он молча кивнул, нажал кнопку на своем радиотелефоне и приказал подать автомобиль к боковому входу и лимузин, чтобы отвлечь внимание, - к главному.

- В прессу просочились слухи о вашей истории. Мы не пустили репортеров сюда, на этаж, где лежит капитан Грэйсон, но они бродят по приемному покою, вестибюлю и вокруг госпиталя.

Лимузин привлечет их внимание, и мы сможем уехать без помех.

Она побледнела.

- Репортеры. Я и не подумала о них.

- Они изобразили вас - и они правы! - героиней, а капитана Грэйсона героем. Великому герцогу простили грехи молодости, поскольку он признал вас и поручил службе безопасности найти вас и спасти. Они, конечно, немного жалеют герцогиню, но вас не винят ни в чем.

Виктория с облегчением вздохнула.

- Спасибо вам за поддержку.

Он поклонился.

Виктории оставалось только удивляться, как все легко приняли ее новое положение, а сама она никак не может свыкнуться с ним.

Через несколько минут она уже сидела в одиночестве на заднем сиденье "роллс-ройса" с затемненными стеклами. Ее мысли были далеки от предстоящего обеда. Она вспоминала Малколма.

У нее еще остались вопросы, на которые она не могла сама ответить.

Постучав в стеклянную перегородку, отделявшую ее от шофера и Хардкота, она попросила:

- Я хочу поговорить с Малколмом до того, как мы прибудем во дворец.

- Но вас ждут во дворце, - ответил Хардкот, давая понять, что не собирается выполнять ее просьбу.

- Я прошу всего несколько минут. Мне необходимо спросить его кое о чем.

- Слушаюсь, Ваше Высочество, - неохотно подчинился он и отдал несколько распоряжений.

В тюрьме Викторию провели через боковую дверь в небольшое помещение. Малколм был в наручниках, ноги его цепью приковали к стулу.

Глаза полны ненависти.

- Полагаю, ты пришла позлорадствовать.

- Не вижу причин для злорадства, - сухо ответила она.

Малколм недоверчиво усмехнулся.

- Тогда зачем ты пришла?

- Мне надо знать, как давно ты знаешь правду обо мне.

Ненависть в его глазах сменилась злобой.

- Почти с самого начала. В первую же ночь после свадьбы я понял, что твоя мать не девственница. Я стерпел. Потом она объявила, что беременна. Ее состояние стало заметно слишком быстро, и мои сомнения окрепли. А когда ты родилась преждевременно, но с хорошим ростом и весом, мои подозрения, что ты не мой ребенок, переросли в уверенность.

- А мама знала, что ты обо всем догадался?

- Да, я сказал ей. Но она отказалась назвать имя твоего отца. Я предупредил ее, что, если она останется со мной и будет вести себя, как полагается хорошей жене, я воспитаю тебя как родную дочь, но если она уйдет от меня, расскажу всем, какая она обманщица.

- И ты пригрозил опозорить и ее, и меня. А когда ты узнал про великого герцога?

- На смертном одре твоя мать рассказала все.

Она сказала, что твое родимое пятно является доказательством ее слов. Великий герцог сообщил ей, что такое пятно есть у всех Тортонов. - На его лице появилась гримаса самодовольства. - Она обманула меня, и я отплатил ей!

- Мама не только осталась твоей женой, но и родила тебе ребенка, возразила Виктория. - Я бы сказала, что она полностью расплатилась с тобой.

- Возможно, - согласился Малколм. - Но ты... ты никогда не расплатилась бы со мной за то, что столько лет жила в моем доме. Да и великого герцога следовало бы покарать. Он тоже заслужил наказание.

Виктория с отвращением покачала головой.

- И я провела столько лет, пытаясь понравиться тебе, пытаясь вести себя так, чтобы ты полюбил меня.

Не в силах более находиться рядом с Малколмом, она повернулась, подошла к двери и постучала. Дверь сразу распахнулась, и Виктория ушла, не оглядываясь.

Глава 10

Виктория сидела на огромной, богато украшенной кровати под балдахином, обхватив руками колени и положив на них подбородок. Ей одной отвели пять комнат... Апартаменты были обставлены антикварной мебелью. На стенах висели картины знаменитых художников. Когда Виктория в первый раз вошла в свои покои, то ахнула, не находя слов. Никогда в жизни она не видела подобной роскоши.

У Виктории засосало под ложечкой, и она взглянула на фарфоровые часы, стоявшие на столике рядом с кроватью, которые показывали восемь часов. Оставалось очень мало времени до прихода ее личного модельера, Чарлза Тоболта, которому герцогиня велела явиться в девять, чтобы обсудить туалеты принцессы.