Аманда Плейтелл - Скандал

Найдя то, что искала, Джорджина вернулась в спальню и пристроила пожелтевшую от времени фотографию на туалетном столике. На фотографии была её мать в день свадьбы, молодая, прекрасная и смеющаяся. Рядом с фотографией Джорджина поставила почти опустевший флакончик маминых духов. От времени духи потемнели и загустели, напоминая по консистенции перестоявший кофе-эспрессо.

И ещё она поместила там бутылку джина.

С тех пор Джорджина ночь за ночью проводила в постели, прослушивая записи любимых маминых опер, потягивая джин с тоником и пытаясь вспомнить маму такой, какая она была на фотографии, одновременно изгоняя из памяти образ матери, уже почувствовавшей неотвратимое приближение смерти.

Джорджиной неотвязно завладели мысли, что и её ждет такой же конец, что лишь спиртные напитки помогут заглушить боль. Сама того не сознавая, она уже заранее воссоздавала картину недалекого будущего.

Потому, наверное, получив результаты анализов, Джорджина долго не могла поверить в свою счастливую звезду. Доброкачественная опухоль. В голове её отпечаталось лишь слово "опухоль". А раз опухоль, значит рак. Доброкачественная опухоль это абсурд. Не может быть рак доброкачественным. Рано или поздно рак все равно настигает свою жертву и умерщвляет.

Другим её врагом сделался сон. Джорджина посетила своего лечащего врача, и тот прописал ей сильнодействующее средство от бессонницы.

Несколько недель на работу она ходила словно в полусне. А каждую ночь повторялось одно и то же. Поразительно, но только Дуглас заметил, что с ней что-то не так. Однажды вечером он пригласил Джорджину в свой кабинет.

- Джорджи, мне кажется, тебе нужно отдохнуть, - с места в карьер предложил он. В те времена они были ближе, скорее даже друзьями, нежели коллегами. - Возьми отпуск.

- Мне только отпуска и не хватает, - огрызнулась Джорджина, усаживаясь.

- Послушай, - терпеливо промолвил Дуглас. - Никто другой тебе, наверно, этого не скажет, но выглядишь ты ужасно. Ты жутко похудела, и вид у тебя измочаленный. Я знаю, ты очень волновалась из-за анализов, но ведь теперь все в порядке, верно? Никакого рака у тебя нет. Может, дело в воспоминаниях о твоей матери?

Почувствовав, что на глаза наворачиваются слезы, Джорджина поспешно отвернулась. Слезинки заискрились в ярких отблесках уличных огней, и ей показалось, что вся комната превратилась в переливающийся калейдоскоп. Джорджина заставила себя снова посмотреть на Дугласа.

Тот вышел из-за стола, приблизился к ней и, опустившись на колени, взял обе её руки в свои.

- Все хорошо, Джорджи, - мягко промолвил он. И вот тогда е прорвало, слезы хлынули градом. Джорджина вцепилась в его руки с таким отчаянием, словно в них крылось её спасение. Дуглас встал, помог Джорджине подняться и, поддерживая под локоть, медленно вывел из офиса.

Выйдя на улицу, Дуглас остановил такси, усадил Джорджину, а сам, устроившись с ней рядом, всю дорогу гладил её, не перестававшую плакать, по голове. Не обменявшись ни словом, они поднялись по лестнице, вошли в квартиру Джорджины. Дуглас провел её в спальню, снял с неё туфли, уложил на кровать и укутал пледом, словно коконом. Сам уселся рядом и отечески гладил по голове, пока Джорджина не забылась сном. Ушел Дуглас уже за полночь.

Когда Джорджина очнулась, её охватил панический ужас. Был час ночи, глаза её склеились от слез и запекшейся туши. Она никогда потом так и не смогла понять, почему, но безотчетный страх перед болью и отчаянием, завладевший ею в ту минуту, помрачил её разум. Джорджина устала, смертельно устала. Ей хотелось лишь уснуть и проспать долго-долго.

Она плеснула в стакан джина. Решила обойтись без тоника и лимона. Отвернув крышку флакона со снотворными пилюлями, Джорджина высыпала их целую пригоршню и проглотила, запив джином.

Проснувшись в тихой комнате с бледными стенами, Джорджина в первое мгновение подумала, что вернулась домой, в свой родной Иоганнесбург. От склонившейся над ней женщины пахло утренней свежестью, как от её матери. Джорджина медленно раскрыла глаза и лишь тогда поняла: нет, это не её спальня.

Лишь много позже ей рассказали, что она была на волосок от гибели, и что спас её Дуглас. Какое-то неведомое чувство заставило его вернуться в её квартиру той самой ночью.

Да, тем, что осталась в живых, Джорджина была обязана Дугласу. Но пройдут годы, и она вернет свой долг сторицей.

* * *

Джорджина уже собралась уходить, когда в кабинет вошел Майк. Она стояла у окна, любуясь необыкновенно красочным закатом и думая сразу обо всем - о матери, о родном доме, о головоломной передряге, в которую угодила.

- Не хочешь пропустить по рюмочке южноафриканского виски? осведомился Майк.

У них это был условный код, с помощью которого Майк давал понять, что должен рассказать ей нечто такое, что не предназначено для посторонних ушей. Джорджина терпеть не могла южноафриканское виски.

- С удовольствием, - ответила она, и покинула офис вместе с Майком. В "Последнем шансе" яблоку было упасть негде, но сзади одна из будочек оказалась незанятой. Только там Майк, который прокладывал путь через толпу, оберегая Джорджину, отпустил её локоть.

В первый раз, столкнувшись с таким отношением Майка к себе, Джорджина, не привыкшая к рыцарским поступкам, даже слегка его поддразнила. Майк же ответил ей совершенно серьезно.

- Ты, конечно, мой босс, Джорджи, - промолвил он. - Но ты - женщина, а меня приучили обращаться с женщинами бережно.

В глубине души Джорджину это тронуло. Майк даже напомнил ей её отца.

Когда они уселись, Майк передал ей довольно пухлый запечатанный конверт и попросил пока присмотреть за ним, а сам отправился за напитками. Дождавшись его возвращения, Джорджина ушла в туалет и там, уединившись в кабинке, распечатала конверт.

Внутри оказался отчет частного сыщика по наблюдению за Шарон. Дважды в неделю она оставляла машину у дома Эндрю Карсона, а сама заходила в его парадное. Возвращалась, как правило, три часа спустя.

Помимо отчета, в конверте были фотографии, сделанные с помощью длиннофокусного объектива; публикации в газетах такие снимки больше не подлежали. Однако в качестве оборонительного средства Джорджину они вполне устраивали.

На каждой фотографии были проставлены дата и время съемки - Шарон входит в парадное, Шарон выходит на улицу. Последующие снимки позволили Джорджине вздохнуть с облегчением. Именно это ей и было нужно. На первом из них Шарон стояла у окна с наполненной рюмкой в руке. На следующем - Карсон сзади целовал её в шею, а рука его проникла под знаменитый чудо-лифчик Шарон. На третьем снимке Шарон развернулась к Карсону лицом, её юбка была задрана до самой талии, и Эндрю обеими руками сжимал её голые ягодицы. Трусов на Шарон не было, и лишь огненно-красный пояс поддерживал ажурные чулки.