Александр Дюма-сын - Елена

Впрочем и ее любопытство не скрылось от них.

— Обернулась! — сказал Эдмон.

— Говорил я, что обернется, — отвечал Густав.

— Ну, а как она в самом деле замужем?

— За этим старым?

— Нет, она назвала его отцом, — а за другим. Бывают очень молоденькие замужние. Мы, впрочем, узнаем.

Друзья принялись делать разные предположения. На одном взгляде, может быть ошибочно понятом, на простом размене учтивостей воображение Эдмона воздвигало колоссальное здание надежд самых радужных.

Разумеется, он не решился сообщить Домону эти радужные надежды.

Эдмон не был фатом; напротив, он был замечательно робок и неопытен в любви, а неопытность в этом отношении так же изобретательна, как и нахальство.

Старик с дочерью повернули на длинную улицу, прошли ее всю, повернули налево на улицу Лилль и остановились у дома № 18.

Переступая за порог двери, девушка еще раз взглянула украдкой в сторону и еще раз заметила молодых людей.

«Что они теперь будут делать?» — подумала она.

Она тоже была неопытна в любви. Ей вдруг стало страшно. История с перчаткой показалась ей непростительной с ее стороны опрометчивостью и мало-помалу приняла в ее глазах размеры важной ошибки.

— Она вошла в № 18, — сказал Эдмон.

— Теперь ты доволен? — заметил его приятель.

— Боюсь только…

— Чего боишься?

— Боюсь, что она живет не здесь. Может быть, она так зашла сюда с отцом, к знакомым.

— Очень вероятно.

— Как бы это узнать?

— Ты хочешь узнать непременно?

— Непременно.

— Так расспроси дворника.

— Ну, а если она выйдет из дома, пока я стану расспрашивать?

— Что ж такое? Она увидит тебя, и на этот раз и отец узнает.

— Отец-то не узнает; он даже не смотрел на меня, когда я подавал перчатку.

— Так войдем. Что тут думать! Головы ведь не снимут!

Молодые люди направились к дому. Для предшествовавшего разговора они останавливались.

Во все это время за опущенною занавеской окна выглядывала хорошенькая головка, наблюдавшая за молодыми людьми и с удивлением заметившая, что они подошли к подъезду.

— Есть средство! — сказал вдруг Эдмон.

— Какое?

— Увидишь.

— У вас сдается квартира? — спросил он у привратницы.

— Сдается, сударь.

— На улицу или на двор?

— На улицу.

Расспросив о числе комнат, об удобствах и о цене, Эдмон прибавил:

— Квартира годится; нельзя ли мне посмотреть ее?

Он надеялся встретить молодую девушку, но на лестнице никого не было. Должно было ограничиться расспросами.

— Здесь, кажется, живет пожилой господин с дочерью? — спросил он у привратницы, оглядывая квартиру, очень мало его занимавшую.

— Г-н Дево? — спросила привратница.

— Кажется, так. Дочери его теперь должно быть лет семнадцать: ее зовут… зовут… Жюльеттой… если не ошибаюсь…

— Нет, эту зовут Еленой. Она только что перед вами пришла к себе, вместе с отцом.

— Вот, вот! Теперь я вспомнил: именно Дево. Жена его умерла? — наугад продолжал расспрашивать Эдмон.

— Два года как умерла.

Эдмон бросил на Густава значительный взгляд.

«Сознайся, — выражалось в этом взгляде, — как я ловко взялся за дело».

— Бедная г-жа Дево! — прибавил он вслух.

— Может быть, вам будет угодно навестить их; потрудитесь подняться, они во втором этаже.

— Нет, нет! Зачем? Этим я могу их обеспокоить. Я почту себя очень счастливым тем, что буду жить с ними в одном доме. Чем он теперь занимается?

— Все еще доктор.

— Да, ведь у него практика!.. Я думал, он уже бросил.

— Какое! Он постоянно в разъездах.

— Квартира очень удобна, — сказал Эдмон, узнав все, что ему было нужно и собираясь уйти. — Завтра я вам дам решительный ответ.

Привратница объяснила еще несколько удобств квартиры, и наши друзья вышли из дому, обещаясь зайти на другой день.

— Славная привратница! — сказал Эдмон своему другу. — Все выболтала!

— Тонкий дипломат! Узнал все — только как воспользуешься своими сведениями!

— Стало быть, ты не все слышал, что она говорила?

— Может быть; я почти не слушал.

— Этот Дево доктор.

— Ну?

— Ну и я пойду к нему.

— Как пойдешь к нему?

— Посоветоваться о болезни.

— Чьей болезни?

— Моей.

— Да ведь ты здоров.

— Что ж такое! Чем-нибудь выдумаю.

— Так ты не на шутку затеваешь дело?

— Какие тут шутки! Сделаю все, что можно, и оставлю, разве только убедившись в невозможности продолжать.

— В таком случае тебе скоро придется оставить; девушка эта, как мне кажется, воспитана в самых строгих правилах, ухаживания за собою не одобрит, да и отец смотрит за нею.

— Я не забочусь о будущем. Она хороша и мне нравится. Я непременно увижу ее, буду видеть часто, часто посещая ее отца, и она поймет, наконец, зачем я хожу к нему. Не знаю, влюблюсь ли я или нет, но во всяком случае — это развлечение, и такими приятными развлечениями нужно дорожить, особливо если у нас много праздного времени. Прав ли я?

— Прав, — отвечал Густав, и молодые люди еще раз оглянулись на заветный дом, оставшийся уже далеко за ними.

Молоденькая девушка все еще не покидала своего наблюдательного поста.

Всему свету известны романтические наклонности молодых девушек; нет надобности говорить о впечатлении, произведенном на Елену утреннею встречей.

Она терялась в предположениях и вопросах. Ее интересовало, о чем говорили молодые люди с привратницей.

Это нужно узнать, и она непременно узнает!

Что же и делать девушкам и над чем же изощрять воображение?

После выпуска из пансиона и до замужества, от шестнадцати до восемнадцати лет включительно, девицы много работают над разрешением великого вопроса любви. Первые опыты редко им удаются: первая любовь почти всегда их обманывает.

Но потребность любить развивается в эти годы чрезвычайно сильно.

Воздушные замки строятся на самых незаметных основаниях и, разумеется, при первом прикосновении действительности рушатся.

Задумчивость и мечтательность возбуждаются самыми приключениями.

Незнание света и людей сообщает особую прелесть этой мечтательности.

Сердце редко принимает в ней участие: действует воображение и из глубины души подымающаяся потребность любви.

Спросите у самой добродетельной женщины, сколько имен до ее замужества отрадно щекотали ее слух, и она поведает вам три или четыре страсти, волновавшие ее хоть бы в течение одного дня, но непременно казавшиеся ей вечными.

Теперь она смеется над ними, если ей приведется встретиться с людьми, их внушавшими.

А сколько теней промелькнет перед чистым зеркалом юного воображения, на мгновение отразившихся и без следа исчезающих!

Кто же удивится, что настойчивость молодых людей занимала Елену Дево?

— Завтра же я увижусь с отцом Елены, — заметил Эдмон.