Константин Лапин - Непростая история

В техникуме неожиданно расцвела пышным цветом литературная деятельность Кирилла: ни одна стенгазета, ни один вечер самодеятельности не обходились без него. Товарищи Кирилла, приходившие к нему домой, вслух называли его поэтом. А Антонина Ивановна, проводя свою «линию», твердила одно: если человек талантлив, его работа получает признание, его печатают, передают по радио. Однажды Кирилл, лукаво посматривая на часы, стал спрашивать мать, чьи стихи, к примеру, ей бы хотелось вот сейчас, в эту минуту, услышать по радио. Хитрец так ловко вел разговор, что она не могла не сказать:

— Твои, сынок!..

Он еще раз взглянул на часы и объявил торжественно:

— Исполняю твое желание, мама!

И в ту же минуту диктор объявил, что у микрофона выступит находящийся в студии начинающий поэт, студент строительного техникума Кирилл Малышев. Мать не могла понять, как это он находится в студии, если он стоит рядом, улыбающийся и счастливый (она еще не знала, что большинство передач записывают на пленку). Но она ясно расслышала фамилию «Малышев», сразу узнала знакомый, чуть хрипловатый голос сына.

Как она жалела потом, что сын, желая «разыграть» ее, не предупредил заранее о часе передачи: можно было бы известить всех родных и знакомых. Впрочем, кое-кто слышал и так. Ее деревенские родичи прислали письмо с вопросом: не из наших ли Малышевых был поэт, выступавший такого-то числа по радио? А если из «наших» — пусть примет их поздравления и пожелания дальнейших успехов!

Но когда Антонина Ивановна, попросив Кирилла дать ей эти стихи, несколько раз прочла их вслух сама, спотыкаясь на сложных рифмах, они понравились ей меньше.

— Я знаю, что тебе нравится, — обиделся автор. — Некрасовская «Рубка леса», «Железная дорога» и прочая архаика.

— Не знаю, что это за слово, сынок, но мне а про того бойца, про Васю Теркина, нравится. Судья, конечно, я никакой, но разве мало — пронять человека до слез? Для этого надо чужое как свое пережить, тогда и другие сердца тебе отзовутся.

За брата вступилась Варя:

— Сейчас, мама, новые требования к поэзии. Новаторов никогда не признают сразу... Может, наш Кирилл — непризнанный гений, а мы его за картошкой гоняем?

— Я буду только рада, дочка, если ты освободишь брата от домашних забот. Но честный труд — на стройке ли, в цехе фабрики — никакому таланту не повредит. А закалить — может.

Крутя ручку швейной машинки, с которой Кирилл недавно снял мотор под предлогом ремонта, Антонина Ивановна в который уже раз задумалась: вот и на работу ее мальчик поступил и жалованье получает хорошее, а по ночам, таясь от матери, все пишет и пишет. Или это возрастное, женится — пройдет?

И что за девушку он сегодня привел, да еще в такое неурочное время? При случае она еще пожурит сына. При Варе не хотелось говорить на эту тему, да и он был так уверен, что мать ничего не знает. Какой скрытный стал — ни словом не обмолвился, что у него есть девушка. А ведь, наверное, давно знает ее, если привел к себе ночевать, а сам ушел к другу. Кажется, все-таки девушка совестливая: встала чуть свет и тихо, как мышка, прокралась по коридору к выходу, придержала пальцем английский замок, чтобы не щелкнул. А на улице — Антонина Ивановна видела это в окно — припустилась во всю прыть. Дома небось тоже мать ждет, беспокоится...

Контора треста помещалась на строительной площадке в одном из недавно законченных домов отдаленного района столицы.

В первый день своей работы Кирилл сошел на конечной остановке автобуса с невеселым чувством. Мать подняла его чуть свет, он приехал слишком рано: не только в конторе, но и на площадке не было никого.

Ночью лил дождь, в центре асфальт мостовых давно просох, а здешние дороги превратились в вязкий кисель.

Сначала Кирилл выбирал сухие места, но скоро его ботинки, с вечера до блеска начищенные Варей, были заляпаны грязью до завязок шнурков; теперь он шел, не разбирая дороги.

Картина стройки, раскинувшейся по обе стороны загородного шоссе, казалась на редкость неприглядной.

Строительная площадка еще недавно была полем, в одном месте котлованы прорезали мокрое жнивье. Справа на горизонте среди купы деревьев торчала водонапорная башня: там, судя по всему, была станция пригородной железной дороги, левее, сквозь мутную дымку, виднелись домики какой-то деревни, каменный коровник, сараи, крытые красной черепицей.

Как показалось Кириллу в первые минуты, на площадке царил полный хаос, механизмы были разбросаны где попало. Башенные краны бессильно опустили руки-тросы, словно пытались, но так и не смогли вытянуть что-то из земли.

К покосившейся от невзгод хибарке с разобранной крышей, стоявшей в глубине участка, задом пятился грузовик с шоссе. Старуха в белом платке вывела из-за хибары бурую коровенку, та упиралась, не желая подходить к машине.

— Кого ищете, товарищ? — окликнул Кирилла усатый вахтер, стоявший у табельной доски.

Строители в резиновых сапогах, девчата в брезентовых куртках, заляпанных известью, с треском вешали на гвозди жестяные кругляшки-табеля.

Кирилл ничего не ответил. Разве территория стройки огорожена? И где надписи, запрещающие здесь ходить?

Где-то застучали в железный рельс, завертелся барабан растворомешалки, подняв облачко пыли, медленно двинулся башенный кран, только что казавшийся мертвым; черное колесико на конце стрелы закрутилось, мелькая спицами, трос с крюком опустился в руки ожидавшего его такелажника. Стройплощадка не казалась больше пустынной и заброшенной.

Парень в голубой майке-безрукавке, забравшись на чердачное перекрытие хибарки, крушил ломом кирпичную трубу. Подсобницы в брезентовых рукавицах оттаскивали к шоссе трухлявые доски и бревна. Раздался предостерегающий крик парня, и труба рухнула наземь, взметнув столб пыли.

Рабочие быстро нагрузили подъехавшую четырехтонку обломками камня, бревнами и мусором. Грузовик, наполненный выше бортов, тронулся с места.

- Стой!.. Стой, шофер!.. Стой! Кому говорят?!

Грузчики не успели закрыть задний борт машины, железный прут, свисавший из-под мусора, волочился по земле.

Шофер за шумом мотора не слышал криков, машина продолжала двигаться, а загнутый на конце крюком прут зацепился за что-то на земле. Прут натянулся, как стрела: видно, второй его конец прочно увяз в мусоре, наваленном в грузовик, и потащил за собой содержимое кузова. Вот на землю тяжело шлепнулся обрубок бревна, вокруг которого обмотался железный прут. Это бревно, став своеобразным совком, стащило за собой добрую половину мусора. Лишь тогда шофер затормозил.

— Ну и силища!.. Самосвал чертов... Нагружай теперь снова-здорово! — ворчали рабочие, подбирая мусор.