Карла Манглано - Тайный дневник Исабель

Жуя гренок, я снова посмотрела на записку:

Жду тебя в четыре в кафе «Шперльхоф». К.

С буквы «К» начинается слово «Карл»…

А еще с нее начинается слово «Кали»…

И слово «Кали-Кама».

«Не делай вечером того, о чем можешь пожалеть утром».

Моя мама частенько давала мне этот мудрый совет, когда мы ходили с ней в порт Марселя покупать рыбу. Там, маня людей в удивительные путешествия, на волнах покачивались в полудреме громадные торговые суда: сегодня они еще здесь, а завтра — уже уплыли в дальние страны. Возможно, если бы я прислушалась к словам своей матери, то вся моя жизнь сложилась бы совсем иначе…

Я все еще находилась в Вене. Это была единственная определенность, появившаяся у меня, когда, сев на роскошное заднее сиденье черного автомобиля, я покинула построенный в неоклассическом стиле и расположенный на улице Габсбур-гергассе особняк, ставший для меня золотой клеткой. Мы пересекли центр Вены с ее аристократическими улицами и мелькавшими за окнами автомобиля красивыми фасадами, роскошными магазинами и щеголяющими дорогими мехами и драгоценностями женщинами. Переехав через Дунай — своего рода географическую границу, я увидела впереди огромную водокачку парка Пратер. Мы нырнули в лабиринт улиц уже совсем другого вида: конгломерат лишенных каких-либо архитектурных украшений мрачных многоквартирных домов, на первых этажах которых размещались тянущиеся непрерывной линией книжные магазины, табачные лавки, ломбарды, недорогие портняжные мастерские и магазинчики, где продавали кошерную [62] Кошерный — приготовленный в соответствии с требования иудейской религии. еду. По тротуарам бродили мужчины с густыми бородами, вьющимися волосами и кипами [63] Кипа — традиционный еврейский мужской головной убор. на макушках. На углах стояли уличные торговцы, разложив на своих лотках различный пустячный товар: мыло, подтяжки, пуговицы. Это был Леопольдштадт — один из еврейских кварталов города. Наш автомобиль своим шумным появлением нарушил его патриархальную тишину.

Завидев нас, идущие по мостовой мужчины и женщины переходили на тротуар, а дети с криками бросались вслед за ними с такой стремительностью, что развязавшиеся шнурки их ботинок развевались на ветру. Этот забавный эскорт сопровождал нас вплоть до нужного нам заведения с двумя выходящими на улицу огромными окнами с белыми занавесками, через которые пробивался яркий свет. Бросалась в глаза вывеска, на которой большими зелеными буквами было написано: «КАФЕ ШПЕРЛЬХОФ».

Шофер (он своей помпезной униформой и блестящими и высокими — до колена — сапогами сразу же привлек внимание прохожих) открыл дверцу и протянул мне руку, чтобы помочь выйти из автомобиля. Когда я ступила ногой на землю, снег под подошвами моих ботинок заскрипел, а холодный зимний воздух царапнул мне щеки. И вдруг ко мне подскочила маленькая пожилая женщина, которой удалось ловко обогнуть попытавшегося преградить ей путь шофера. Она держала в одной руке сплетенную из ивовых прутьев корзину, в которой перекатывалось с десяток яблок. Своими костлявыми пальцами, покрытыми струпьями, которые надетые на ее руки дырявые митенки [64] Митенка — женская перчатка без пальцев. скрыть не могли, она предложила мне одно из этих алых и блестящих яблок, показавшееся мне среди окружающих меня предметов преимущественно белого и черного цвета красным сигналом тревоги. Я, улыбнувшись, взяла яблоко. Шофер, имени которого я так и не узнала, поспешно бросил ей пару монет, а затем бесцеремонно оттолкнул ее, чтобы я могла пройти. Я, сделав несколько шагов, полуобернулась и взглянула на нее через плечо: она смотрела мне вслед, ее лицо расплылось в похожей на гримасу щербатой улыбке. Сама не знаю почему, но это вызвало у меня беспокойство.

Интерьер заведения являл собой чередование потертого зеленого бархата, старой древесины и потемневшей от времени бронзы. Однако запах кофе и тепло подействовали на меня ободряюще. Посетителей здесь было немного: два старика, игравшие в карты, мужчина средних лет, сидевший перед кружкой пива и куривший трубку, юноша, читавший газету… А еще здесь ходили туда-сюда улыбающиеся официанты.

Я вздрогнула, почувствовав, как кто-то обхватил меня рукой за талию.

Признаюсь тебе, брат, что эта женщина меня заворожила, очаровала, лишила меня рассудка и способности адекватно воспринимать окружающуюся действительность.

Мне кажется, что таинственность, которая ее окружала, странности, которыми характеризовалось ее поведение, и сюрпризы, которые, как я интуитивно понимал, она мне готовила, поспособствовали увеличению моей очарованности ею до совершенно неожиданных размеров.

Никогда раньше я не ждал встречи с таким волнением, как в тот раз. Никогда раньше так время не останавливалось, как случилось в тот момент, когда она вошла. Никогда раньше я так не наслаждался каким-либо моментом своей жизни. Моя ладонь легла на ее талию, она — очень трогательно — вздрогнула, и раздался глухой стук об пол красного блестящего яблока, которое выпало из ее руки и закатилось под один из столов. Она держалась очень напряженно. Я — тоже.

Не произнося ни слова, я повел ее на второй этаж в отдельное помещение. Войдя туда, я задернул шторы, чтобы придать обстановке интимности. От осознания того, что она снова находится рядом со мной, у меня защемило в груди. Я сглотнул слюну, и она едва не застряла у меня в горле. Мне пришлось невероятным усилием воли подавить в себе безумное желание прямо сейчас заняться с ней любовью — желание, которое снова и снова охватывало меня, хотя момент был явно неподходящим.

— Хочешь чего-нибудь выпить? — спросил я, помогая ей снять пальто и украдкой наслаждаясь персиковым запахом ее волос.

Я снова мысленно выругал себя за то, что даже такие мелочи — и те вызывают у меня возбуждение.

— Пожалуйста, кофе. С молоком.

Я позвал официанта и заказал ему кофе с молоком для нее и бокал виски для себя. Когда официант ушел, я предложил ей присесть за мраморный стол на обитую бархатом скамейку. Она же, проигнорировав мое предложение, неожиданно спросила:

— Ты — один из них? Ты — каликамаист?

— Нет.

— Но почему… почему ты похитил меня оттуда… ну, оттуда, где проходила религиозная церемония? И почему ты запер меня в своем доме?

— Я похитил тебя оттуда, чтобы тебя спасти. Еще немного — и ты бы закричала.

— Я бы не закричала. Я просто хотела вдохнуть побольше воздуха.

— Ты всегда норовишь появиться в самом неподходящем для тебя и опасном месте! В подземных коридорах Брунштриха, в храме в районе Оттакринг… Мне необходимо знать, почему так происходит.