Александр Дюма-сын - Роман женщины

Мари сидела в раздумье. Кто знает, в какую бездну страданий она погрузилась в последний месяц, тому нетрудно догадаться, о чем она думала в эти минуты… И слышалось ей, что по временам хлопали двери в комнатах нижнего этажа: это, вероятно, ходили встревоженные слуги; то ветер приносил из отдаления лай собак, который казался ей мрачным предзнаменованием.

В Париже не верят ночным явлениям; там ночи более шумны, чем дни в провинции; но в деревне, рядом с одиноко стоящим замком, ночное молчание имеет странное значение: каждый шорох наводит невольный страх на душу бдящего существа, и кажется ему, что и самый замок, и лес, и поля — все населяется какими-то невидимыми фантастическими призраками.

Бедная Мари! И Марианна и отец ее спали, а она сидела с мрачной мыслью, не смея взглянуть вокруг себя. Невольный страх овладевал ее душою — и она не смела шевельнуться, чтобы не испугаться своего собственного движения.

Эта ночь приводила ей на память ночь, проведенную у смертного одра ее матери, — и тогда уже она считала свое положение безнадежным; и вот прошло немного времени, как положение ее сделалось отчаянным. И так она сидела неподвижно; сжимая тихо руку отца, она взглядывала по временам на его лицо, на котором, при слабом свете лампы, она замечала выражение какого-то особенного страдания. Мало-помалу все затихло, и только ночной ветер пробегал между деревьев, шевелил их вершины, да, врываясь в растворенные окна замка, гудел по коридорам. Холодная дрожь пробегала при этом по телу бедной женщины; и она крепче сжимала руку больного; но он оставался нечувствительным к ее пожатию. И чем тише было вокруг, тем сильнее страх овладевал г-жою де Брион; она звала Марианну, но так тихо, что та не слышала. Тогда она произносила имя отца — но и тот, как Марианна, не просыпался.

Чтоб как-нибудь избавиться от тяжелых впечатлений, Мари хотела заснуть. Но напрасно она углубилась в кресло, напрасно закрывала глаза — тревожная мысль не давала ей покоя, а расстроенное воображение рисовало ей мрачные картины, вызывало грозные призраки. Наконец усталость тела победила тревогу души, и сон, хотя слабый, овладел ею.

Почти два часа она оставалась в этом забытьи и, когда проснулась, почувствовала такую тяжесть в мозгу, что должна была, так сказать, снова приглядеться к окружающим. Марианна и граф еще спали, но Мари почувствовала, что рука последнего, которую она не выпускала из своих рук, похолодела.

Страшная мысль промелькнула в ее голове: она наклонилась к лицу отца, чтобы прислушаться к его дыханию, но ей показалось, что дыхание его остановилось… В ужасе она выпустила руку графа — и та, как деревянная, свесилась с кровати.

— Марианна! — повторила еще громче г-жа де Брион.

То же молчание было ответом.

После этого ужас Мари достиг крайних пределов. И она, напрягая все усилия, диким голосом закричала: «Марианна!».

Этот крик разбудил старуху. Но граф оставался недвижим.

Мари, заметя это, готова была упасть в обморок.

— Что с тобою, дитя мое? — спросила подошедшая к ней Марианна.

— Посмотри, — могла только проговорить Мари, указывая на графа.

И обе стали прислушиваться.

— Ну что? Ты ничего не слышишь, Марианна?

— Нет, — отвечала та.

— Не дышит? — проговорила Мари, падая в кресло.

Марианна угадала истину.

— Не отчаивайся еще, дитя моя! — сказала старуха. — Быть может, мы обманываемся обе. — И она хотела подойти к больному.

— Нет! Не надо! — сказала Мари. — Я предпочитаю сомнение. Зови людей и пошли за доктором.

Марианна исполнила ее приказание.

— Я три раза звала тебя, Марианна!

— Я истомилась и потому спала крепко. Прости меня.

— Добрая Марианна!

— Граф тоже спит, быть может, дитя мое; ты знаешь, ведь сказал доктор…

— Да! Но я знаю, что Бог проклял меня!

— О, не теряй надежды.

— Муж! Отец!.. Господи! — сказала Мари, ломая руки.

Через полчаса томительного ожидания вошел доктор.

Холодная дрожь пробежала по жилам обеих женщин, доктор мог принести с собою и отчаяние и радость.

— Что случилось? — спросил доктор.

— Ничего, быть может, — отвечала Мари, идя навстречу доктору и поддерживая себя невероятной надеждой.

— Я посмотрю, — сказал доктор. — Пожалуйста, выйдите отсюда, сударыня! — продолжал он, обращаясь к г-же де Брион и знаком оставляя Марианну; дрожа всем телом, Мари вышла в соседнюю комнату и там упала перед распятием.

— Она сильно любит отца? — спросил доктор Марианну.

— Более жизни, — отвечала та.

— В таком случае надо бы удалить ее.

— Разве нет надежды?

— Граф д’Ерми скончался!

При этих словах Марианна печально опустила голову.

— Так прощайте же, — продолжал доктор. — Присутствие врача теперь лишнее, надо прибегнуть к священнику.

И доктор, на которого Мари возлагала все надежды, поспешно вышел.

Марианна в слезах опустилась на колени перед трупом отца Мари, не смея сообщить ей эту страшную весть. Наконец она пошла к своей госпоже, но, растворив двери и увидев ее распростертой на коленях и полуживой от ужаса, она остановилась.

— Ну что? — проговорила слабым голосом Мари, заметив ее присутствие.

— Будь тверда, дочь моя! — отвечала Марианна.

— Он умер, да? — спрашивала Мари, бледнея, но спокойным голосом.

Марианна опустила голову и молчала.

— Где ж этот Бог, прощающий молящих его? — проговорила г-жа де Брион, опускаясь на стул.

— Остановись, дитя мое! — возразила Марианна. — Пусть душа твоего отца идет к Творцу, сопровождаемая молитвою — а не укором.

— Добрая Марианна, покинь меня.

— Тебя покинуть, дитя?

— Да, ты видишь, я приношу несчастье всем, кто меня любит, всему — что меня касается, всему — к чему я приближаюсь. Вот две могилы, вырытые мной в продолжение одной недели. Дай же мне одной вырыть такую же себе, где-нибудь на краю света, в углу, забытом людьми и Богом.

— Разве ничего не остается тебе на земле?

— Ничего! — отвечала Мари, потупив глаза.

— Как ничего? — возразила старушка. — А дочь?

— Да, дочь…

— Муж твой, умирая; поручил ее тебе. И ты должна свято исполнить этот долг — как его последнюю волю.

— Ты думаешь, что небо остановит гнев свой? Ты думаешь, что ребенок не последует за своим отцом и за моим? Ты думаешь, что она встретит меня с улыбкой?.. Нет, нет, Марианна! Дочь моя умерла, как они, и я хочу умереть…

— Полно, Мари, будь мужественна, дитя мое!

— А разве я теряла мужество? Можно ли было страдать с большею покорностью судьбе? После смерти матери разве я роптала на Бога за посланное мне наказание? Разве я переставала молиться ему?.. Когда застрелился муж — я не произнесла тогда ни одного слова в упрек судьбе! И эту ночь, окруженная всеми ужасами, возле умирающего отца, разве я не умоляла небо?.. И после этого ты советуешь мне быть мужественной! Нет, Марианна, после перенесенных мною страданий, после потери всех надежд — не нужно мужества, чтоб умереть.