Бонкичмондра Чоттопаддхай - Завещание Кришноканто

— Да я не только чернила там или перья, я все, что угодно, готов ругать…

— Этого не требуется… Потом приступишь к самому главному. — Тут Хоролал положил перед Брохманондо два листа гербовой бумаги.

— Э, да это, никак, казенная бумага?

— Во всяком случае, на такой бумаге адвокаты составляют завещания. Отец тоже ею пользуется. Поэтому я и достал именно такую. А теперь пиши.

Брохманондо повиновался. Хоролал продиктовал ему завещание от имени Кришноканто Рая. Согласно этому варианту, все имущество распределялось следующим образом: Бинодлалу три части, Хоролалу, как старшему сыну, двенадцать. Все остальные, в том числе и Гобиндолал, получали по триста рупий годового дохода.

— Ну вот, завещание готово, — ухмыльнулся Брохманондо. — Только кто его подпишет?

— Я, — проговорил Хоролал и расписался за Кришноканто и четырех свидетелей.

— Так оно ведь фальшивое!

— Ничего, станет настоящим, а фальшивым окажется то, которое ты составишь сегодня вечером.

— Каким образом?

— Когда пойдешь к нам в дом, спрячешь эту бумагу в карман. Будешь писать, что отец захочет, только этими же чернилами. Бумага, перо, почерк, чернила — все будет одинаковое, и отличить одно завещание от другого никто не сможет. После того как документ зачитают, настанет твоя очередь. Ты будешь ставить подпись, повернувшись спиной к остальным. Воспользуйся этим и подмени завещание. Это вручишь отцу, а то, другое, принесешь мне.

Брохманондо Гхош задумался. Потом проговорил:

— Ничего не скажешь, ловко придумано!

— Ну и что? — нетерпеливо воскликнул Хоролал.

— Заманчиво, да только очень уж страшно. Возьмите-ка назад свои деньги. Не хочу я участвовать в подлоге.

— Давай. — Хоролал протянул руку.

Брохманондо молча вернул ему деньги, и Хоролал направился к выходу.

— Постойте, куда же вы? — окликнул его Брохманондо. Хоролал вернулся.

— Вы давали мне пятьсот рупий, — продолжал хозяин дома, — а сколько еще прибавите?

— В случае удачи еще столько же.

— Ох, много денег! Пожалуй, не устоять перед таким искушением, — пробормотал Брохманондо.

— Ну так что же? Ты согласен?

— Да уж, видно, придется согласиться! Только как же подменить завещание? Ведь заметят!

— Что ты! Вот смотри, я у тебя на глазах заменю его.

Неизвестно, имелись ли у Хоролала еще какие-нибудь таланты, но что касается ловкости рук, то тут он достиг истинного совершенства. Завещание Хоролал положил в карман, потом сделал вид, будто что-то пишет на чистом листе. Брохманондо так и не уследил, каким образом эта бумага исчезла, а завещание оказалось у Хоролала в руках. Изумленный, Брохманондо стал восхищаться ловкостью молодого господина.

— Этой хитрости я тебя научу, — заверил его Хоролал.

Брохманондо оказался на редкость способным учеником, и через несколько минут усвоил все приемы Хоролала.

— Ну, я пошел. Как стемнеет, вернусь с остальными деньгами.

Страх с новой силой охватил Брохманондоо Он понимал, что подобные дела сурово караются законом. Чего доброго, придется остаток дней провести за решеткой! Вдруг кто-нибудь заметит подлог? И зачем только он согласился? Но тогда пришлось бы отказаться от тысячи золотых монет! А этого тоже не хочется делать. Ужас, до чего не хочется!

О чревоугодие! Сколь многим несчастным брахманам причиняешь ты жестокие муки! Лихорадка неотступно терзает, желчь вовсю разливается, а тут еще и чревоугодие одолевает! Что делать бедному брахману, когда перед ним вдруг появляется блестящий поднос или пусть даже пальмовый лист, а на нем — аппетитные лучи, шондеш, михидана, шитабхог и другие прелести? Отказаться или съесть? Могу поклясться, что, просидев и тысячу лет в размышлениях над таким соблазнительным блюдом, почтенный брахман все равно будет не в силах разрешить этот деликатный вопрос, а, не найдя средства разрешить его, по рассеянности отправит все сладости к себе в рот. Так случилось и с Брохманондо. Взять деньги страшно — пугает тюрьма, а отказаться духу не хватает. Съесть хочется, а вдруг живот разболится? Брохманондо не знал, на что решиться. А не решившись, он, как тот бедный брахман, обратил все свои помыслы к яствам.

Составив завещание, Брохманондо к вечеру вернулся домой. Хоролал уже ждал его.

— Ну как? — нетерпеливо спросил тот.

Брохманондо, который всегда питал слабость к стихам, с принужденной улыбкой продекламировал:

— Что, не удалось?

— Ох, брат, слишком уж много препятствий оказалось!

— Не смог, значит?

— Нет, брат. На вот, держи свое фальшивое завещание, и деньги тоже возьми обратно. — С этими словами Брохманондо вынул из ящика сначала подложный документ, потом деньги и вручил все это Хоролалу.

От гнева и досады у того задрожали губы.

— Дурень, тупица! — накинулся он на Брохманондо. — Такого пустяка не смог сделать. А еще мужчина! Ну, я пошел. Смотри, если хоть словом обмолвишься, можешь проститься с жизнью!

— За это не опасайтесь. Ни звука от меня никто не услышит, — успокоил его Брохманондо.

Расставшись с Брохманондо, Хоролал заглянул к нему на кухню. Как видно, он был своим человеком в этом доме, и все входы и выходы знал наизусть. В кухне хозяйничала племянница Брохманондо, Рохини.

Без этой Рохини мне никак не обойтись. Поэтому я вынужден сказать несколько слов о ее внешности и добродетелях. Правда, нынче описания внешности не в ходу; что же касается добродетелей, то теперь охотнее всего говорят о собственных добродетелях, и, уж конечно, не о достоинствах других. Я позволю себе лишь сказать, что Рохини была в расцвете сил и красоты, — словно полная луна ранней осенью. Она рано овдовела и имела множество привычек, для вдовы весьма предосудительных. Так, например, Рохини носила сари с каймой, браслеты и, как я полагаю, не отказывала себе в бетеле. Однако стряпала она, как сама Драупади. Соусы, подливки, горох — все выходило у нее на редкость вкусным. К тому же она, как никто в деревне, разбиралась в языке цветов, а в умении красить ткани и шить ей не было равных. Прическу ли сделать, невесту ли нарядить — всегда приглашали только Рохини. Родственников со стороны мужа у нее не было, поэтому она и жила в доме Брохманондо.

Красавица Рохини толкла горох. Несколько поодаль от нее растянулся кот. Время от времени Рохини, видимо решив испытать, действуют ли женские чары и на животных, бросала на него жгучие взгляды. Кот же, прочитав в этих взглядах готовность угостить его жареной рыбой, стал потихоньку приближаться к Рохини. В это время, поскрипывая новыми туфлями, в кухню вошел Хоролал. Кот позабыл о жареной рыбе и тотчас обратился в бегство. Рохини перестала толочь горох, поспешно ополоснула руки и накинула на голову край сари. Потом, в смущении рассматривая свои ногти, спросила: