Мари-Бернадетт Дюпюи - Сиротка. Дыхание ветра

«Милая Бетти, если бы я только знала, что ты так скоро нас покинешь! Если бы ты могла заговорить, то, я уверена, сказала бы, что Господь наказал тебя за то, что ты согрешила. Но это невозможно, Бог милостив. Нам известно, каким опасностям подвергается мать, вынашивающая дитя. И это еще одно доказательство. Я всей душой, каждый божий день буду молиться за тебя, Бетти».

На улице Сен-Жорж раздался шум мотора. Тут же донеслись чьи-то грузные шаги. Жозеф спустился по лестнице навстречу родителям своей жены. Симон доставил их с заутрени.

Старики, тяжело переживавшие внезапную кончину их единственной дочери, прибыли накануне.

— Элизабет вышла замуж совсем юной, — со слезами в голосе начала Казимира, мать Бетти. — Ей было всего шестнадцать. И мы с тех пор не видались. Коли у тебя ферма, то отпуска тебе не положено. Фернан завсегда держал коров. Наш сын Дамас работает на почтовой станции, но нам он славно помогает. Господи Боже, могли ли мы думать, что потеряем Бетти!

Они, перекрестившись, чинно проследовали в гостиную, одетые с ног до головы в черное. Следом пришел Жозеф в траурном костюме. Эрмин тихо кивнула вошедшим и встала возле буфета, чтобы не мешать. На нее нашло странное оцепенение, будто воздух вокруг сгустился. «Я с утра ничего не ела. Даже чаю не пила», — сообразила она. Между тем она упорно оставалась в гостиной возле бывшего рабочего, чье горе разрывало ей сердце. Явились Симон и Эдмон в галстуках, с приглаженными волосами, в руках каждый держал шляпу.

Подъехала еще одна машина. Жослин Шарден привез с вокзала Валь-Жальбера двух братьев Бетти. При виде покойной сестры у них из глаз потекли тихие слезы. Следом явились Онезим и Иветта Лапуант, пришедшие отдать дань памяти соседке. Эрмин выскользнула в кухню, опасаясь, что ей станет плохо. Было слишком жарко, а народ все прибывал. Выйдя на крыльцо, она вдохнула свежий воздух.

— Ты совсем бледная, — заметил ее отец, оставшийся возле автомобиля. — Выпей водички, дорогая!

— Жду не дождусь, чтобы все закончилось поскорее, — призналась она.

В начале улицы показались мать и Шарлотта в траурных одеждах. Они торопились.

— Пришли попрощаться с нашей дорогой Элизабет, — сказала Лора. — Мари попросила разрешения остаться у нас. Бедная девочка не хочет видеть мать в гробу. Если Жозеф заставит ее прийти, то, мне кажется, ее состояние может ухудшиться. Мы оставили ее лежать в постели, у нее сильное потрясение. Мирей не смогла пойти с нами, она присматривает за Луи и за малышкой.

Шарлотта молча проследовала мимо Эрмин в дом. Лицо ее было скрыто вуалью, но твердая поступь и недоброе молчание выдавали ее ярость.

— Мадемуазель на нас дуется! — бросила Лора. — Тут ничего не поделаешь. Она печется только о Мари. Неправильно так себя вести в день похорон бедняжки Бетти.

Приход местного мэра с супругой и нескольких соседей заставил Лору переменить тему. Все крестились, шептали соболезнования. Эрмин чувствовала себя как во сне. На крыльце под навесом она потеряла сознание и очнулась уже в родительском доме на диване, у ее виска лежал носовой платок, смоченный одеколоном.

— К зиме ты преподнесешь нам младшенького! — с улыбкой воскликнула Мирей.

— Нет, это невозможно. Я была у доктора, и он меня заверил, что я не беременна. Просто я с самого утра ничего не пила и не ела. А еще этот запах в гостиной… Господи, а как же отпевание?

— Отец тебя отвезет, не бойся. Ты не опоздаешь, — заверила экономка, потрепав Эрмин по щеке. — Это он доставил тебя сюда. Будто нам мало переживаний.

Люди в задумчивости выходили из церкви Сен-Жан-де-Бребёф под палящее солнце, яркий свет которого не слишком гармонировал с общей печалью. Солнечные лучи высекали искорки из темных траурных одежд, хорошенько вычищенных по такому случаю. Эти одежды нечасто извлекали из шкафов, да люди и радовались, что это приходится делать редко.

Жозефа Маруа обступили со всех сторон. Бывшего рабочего хорошо знали в этих краях, тем более в Робервале, и теперь на церковной паперти все стремились выразить ему дружеское сочувствие. Вдовец выглядел подобающе: на его печальном осунувшемся лице застыло суровое выражение, чувствовалось, что он сознает значимость своей роли. Ради своей любимой Бетти он старался держаться достойно, вежливо и любезно. Стоявшим рядом с ним сыновьям также доставались соответствующие сочувственные слова и рукопожатия. Эрмин, Лора и Жослин держались рядом, демонстрируя свою привязанность к семье, которой коснулась смерть.

Седовласый господин с заметным брюшком подошел к Жозефу.

— Ну что, бедняга Жо, не признал меня? Амеде Дюпре, твой бывший сосед. Мне вчера сообщили печальную новость, и вот я прибыл. Наверное, ты приметил меня во время церемонии? Мои соболезнования. Господи, бедная Элизабет…

— Амеде! Конечно, я узнал тебя, — ответил Жозеф. — Рад тебя видеть. После того как закрылась фабрика, от тебя не было никаких известий.

— Я лет десять проработал в Арвиде на алюминиевом заводе, да и до сих пор там вкалываю, но уже в заводской конторе. Анетта не смогла приехать, она на инвалидности… Стой, да ведь это Эрмин!

Молодая женщина приветствовала их любезной улыбкой. В детстве она очень любила этого жизнерадостного соседа, всегда готового отпустить шутку. Амеде пришел в восторг при виде Симона и Эдмона.

— А где младший — Арман? Готов поспорить, что он, как и мой, уже в армии!

Беседа коснулась войны. Жозеф перекрестился, заметив с горечью:

— Моя дорогая супруга не увидит, как война пожирает людские и материальные ресурсы нашего Квебека.

Жослин тихо вступил в беседу. Раздраженный Симон удалился в тот момент, когда мужчина в коричневой фетровой шляпе, расчувствовавшись, схватил Жозефа за руку.

— Мой бедный друг, — сказал он, — я разделяю твое горе. Увы, мне слишком хорошо знакомо, каково это.

Эрмин тотчас узнала вновь прибывшего. Это был Марсель Тибо, отец Пьера. Еще в пору работы на целлюлозно-бумажной фабрике он был тщедушным и облысевшим, с тех пор он сгорбился и стал еще более чахлым.

— Марсель! — удивленно воскликнул Жозеф, сдерживая слезы. — Боже всемогущий, вот уж кого не ждал!.. Жослин, позволь представить тебе Марселя. Он когда-то работал у меня в бригаде. Мы были неразлучны. Он рано овдовел — его жена Селина померла от испанки, и чуть ли не в тот же день он потерял дочь Жанну. Проклятая болезнь!

— Малыш Сабен, мой старшенький, и полдня не продержался, помер… — вступил Амеде Дюпре, пожимая руку Марселя Тибо. — Ах! Помнишь, как мы хохотали в цеху, среди гидравлических прессов, стоял такой грохот, что нам приходилось орать во всю глотку, если хотели что-то сказать!