Паркинсон Кийз - Любовь в наследство, или Пароходная готика. Книга 2

— Это означает, что будет война, Клайд. Если это произойдет… вернее, когда это произойдет… виргинцы немедленно предложат свои услуги правительству. Так по меньшей мере этот конфликт может стать неприятностью, способной неожиданно обернуться благом. Конечно, это откроет новые раны, но и затянет те старые, которые намного хуже. Вы обнаружите очень много уцелевших в армии конфедератов, состязающихся друг с другом, чтобы заверить президента Мак-Кинли в поддержке. И вы найдете там сыновей тех мужчин, что погибли за Дело, проигранное заранее [4] Слова генерала Гранта. . Безусловно, среди первых будет Бушрод. Мне нельзя находиться вне плантации, когда он уедет.

Первое же письмо от миссис Софи, полученное Клайдом после ее отъезда в Сорренто, подтверждало правильность ее предположения. Бушроду удалось поступить в добровольческую кавалерию под командованием генерала Джозефа Уилера [5] Генерал Джозеф Уилер (1836–1906) — американский военный и политический деятель. , который был другом его отца и деда. Вскоре в Тампу к нему приехала Мейбл, она явно наслаждалась ситуацией, сидя в кресле-качалке на веранде отеля «Тампа Бэй», выпивая огромное количество чая со льдом в беспрестанной болтовне с женами, матерями и сестрами других добровольцев. Когда кавалерия поднималась на борт парохода, отправляющегося на Кубу, она помахала на прощание мокрым носовым платочком и возвратилась в Амальфи. Бушрод вошел в число нескольких, избранных «Воинственным Джо», и сопровождал его, когда отважный генерал, пробравшись сквозь бушующие буруны к берегу, наконец высадился в Дайкири [6] Городок на восточном побережье Кубы. ; потом Бушрод вместе с Уилером ходил в разведывательный рейд в глубь побережья. После того как стало очевидно, что позиция, предписанная генералом Шефтером для добровольческой кавалерии, возможно, будет последней в их жизни, Бушрод оказался одним из тех офицеров, выразивших вслух свое недовольство и предпринявших маневр, впоследствии названный «единственным в своем роде в военных анналах». В этой операции Уилер, взявший с собой тысячу человек и окруженный с флангов людьми генерала Доусона, спровоцировал бой с испанскими войсками. Отчаянность этой акции не уступала риску и полностью скомпенсировалась за счет ее успеха, поэтому каждый ее участник был объявлен героем.

С приближением лета Мейбл все больше и больше волновалась. Бушрода отметили в приказе за выдающуюся храбрость, проявленную под вражеским огнем, и Мейбл начинала мысленно представлять себе, как президент награждает его Медалью Конгресса, а она стоит рядом с супругом. Бушрод легко ранен в плечо, и она укладывает его в постель, где он пролежит несколько дней.

Наконец война кончилась, и Мейбл, как и сотни других истерических женщин, устремилась в лагерь Мохок встречать возвратившегося героя. Этот приезд женщин добавил головной боли генералу Уилеру. Ведь условия в лагере были отвратительными; воды почти не было, не говоря уже о страшной антисанитарии, обычных болезнях и неудобствах. Энтузиазм Мейбл сменился злобой и всяческими выпадами. И с минимальной задержкой она «освободила» своего героя от армии Соединенных Штатов. Никогда, заявила она, никогда она не согласится на его отъезд из Амальфи! Наконец он возвратился в дом своих предков, который Мейбл сделала для него как можно красивее и держала неприкосновенным до его приезда. Ведь остаток жизни они будут жить здесь в мире и согласии, свято поддерживая незыблемые традиции прошлого и играя надлежащую роль среди местного джентри.

К несчастью, Бушрод совершенно не разделял взглядов своей добродетельной супруги. Ее энтузиазм скорее раздражал, нежели стимулировал его; к тому же суматоха, связанная с его прибытием, не спадала и стала надоедать ему, посему он вздохнул с облегчением, получив от генерала Уилера приглашение сопровождать его в инспекционной поездке на Юг, которая включала в себя ряд торжеств. А еще больше он обрадовался возможности позже отправиться с генералом на Манилу. Итак, Мейбл в одиночестве встречала новое столетие, ибо миссис Софи жила не с ней, а Бушрод возвратился с Филиппин лишь спустя месяц. Затем, побыв в Виргинии только для того, чтобы удостовериться, что все в имении в полном порядке, Бушрод снова уехал, отправившись еще на ряд торжеств, которые в конце концов привели его в Новый Орлеан.

Естественно, прибыв в Новый Орлеан, он счел нужным заглянуть в Синди Лу. Клайд быстро узнал об этом и принял пасынка. Но одна неделя сменялась другой, а Бушрод, похоже, и не думал уезжать. Видимо, ему нравилось находиться здесь, и Клайд стал задумываться, почему Бушроду так понравилась провинциальная жизнь Луизианы, если всем известно, что сельская жизнь в Виргинии ему скучна. Однако Клайд не очень долго ломал голову над этой загадкой, и в большей мере оттого, что в данный момент занимался ликвидацией судоходной компании «С&L».

Покончив с последними формальностями, связанными с ликвидацией компании, Клайд вернулся в Синди Лу из Нового Орлеана в состоянии ужасной усталости и подавленности. Разумеется, сейчас компания была уже не та, что раньше. Они с Люси быстро осуществили свое решение продать все баржи и буксиры и ограничились только тем, что фрахтовали пароходы в сезон перевозки хлопка. Эти сезонные «возрождения» их пароходства оплачивали расходы на так называемый офис в задней части здания на улице Св. Петра, где сидел старенький, сгорбленный бухгалтер, который выполнял также роль управляющего, ревизора и привратника. Даже когда железные дороги угрожали сожрать их маленький бизнес по перевозке хлопка, все равно у них оставался договор с несколькими плантаторами, и в тяжелые времена они с Люси имели достаточный доход, чтобы обеспечить кое-какое особенное угощение по случаю годовщины их свадьбы. После смерти Люси Клайд отложил приличную сумму на образование Ларри, причем он откладывал ее в один и тот же день, ежегодно. Однако прибыль от пароходной компании сейчас приближалась почти к нулевой отметке, и, хотя плантация давала денег достаточно, чтобы у него не было повода отказаться от этой устоявшейся традиции, все равно Клайд больше не мог делать вид, что эти деньги идут от доживающей свой век компании. В каком-то смысле он понимал, что именно флаг компании был памятником Люси, хотя он развевался лишь в короткие периоды осени, и он был очень привязан к компании, с тех пор как она стала единственной собственностью, которой они по луизианским законам владели с Люси совместно. Но все сильнее Клайд ощущал, что уже способен с надеждой взглянуть в будущее, а не только с печалью вспоминать прошлое. Война окончилась, наступил мир, и все вступили не только в новый год, но и в новое столетие. Так неужели лучше навечно закрыться в задней комнате, фанатически веря, что когда-то эта закрытая дверь откроется вновь?