Донна Ванлир - Рождественские туфли

Мэгги отвернулась на секунду, борясь со слезами, и снова обратилась к сыну:

— Натан, очень скоро многое изменится, — медленно подбирала она слова, — и тебе не все будет понятно.

По лицу Натана она видела, что ему уже не все понятно.

— Натан, — нежно произнесла она. — Вероятно, когда-нибудь, уже взрослым, ты станешь винить Бога в том, что я заболела, но прошу тебя, не делай этого.

Натан нахмурился, не зная, что и думать. Почему мама говорит о своей болезни? Он предполагал, что она скоро поправится, потому что люди, которые серьезно больны и никогда не смогут выздороветь, лежат в больницах.

— Я хочу, чтобы ты помнил: Бог не делал меня больной. Он помог мне бороться с болезнью, — говорила Мэгги. — Он давал мне силы играть с тобой и с Рэйчел и поддерживал в самые тяжелые дни.

Натан опустил голову. Ему не нравилось говорить о мамином нездоровье. Мэгги мучительно искала слова, которые не испугали бы восьмилетнего сына.

— Через некоторое время, — с паузами, задумчиво заговорила она, — ты, наверное, услышишь, как некоторые взрослые говорят: «Какая жалость! Господь забрал ее такой молодой». Но они будут не правы, Натан. Они будут не правы, и я не хочу, чтобы ты верил им. Каждый раз, когда ты будешь слышать эти слова, вспомни, что я скажу тебе сейчас: Бог не забрал меня. Он принял меня.

Наморщив лоб, Натан взглянул на мать. Мэгги смотрела в его перепуганные глаза. Может быть, он еще слишком мал, чтобы понять ее?

— Ты имеешь в виду, на небо? — шепотом выговорил он.

Сердце Мэгги чуть не разорвалось при этих словах.

— Да, милый, на небо.

Натан замолчал. На кухне Джек напряженно прислушивался к разговору.

— То есть Бог заберет тебя на небо? — переспросил Натан, не в силах осознать сказанное.

— Нет, — возразила Мэгги. — Он не заберет меня, Натан. Он раскроет объятия и примет меня. Между этими словами огромная разница, и я хочу, чтобы ты всегда об этом помнил.

Натан вертел в руках тетрадку. Помолчав, он тихо спросил:

— А что ты там будешь делать?

— Я даже не могу представить себе, — сказала Мэгги прерывающимся голосом. — Я знаю, что буду долго-долго смотреть на Бога и благодарить его за то, что Он послал Иисуса на землю к людям, и за то, что Он подарил мне тебя. И там будет так замечательно, Натан, невозможно даже вообразить, что я там буду делать, но одно я знаю точно: там я буду здоровой. — Натан при этих словах взглянул на Мэгги. Она улыбнулась. — Там я буду совершенно здоровой и буду бегать, и прыгать, и играть, и танцевать, как раньше, когда я не болела.

Натан снова уткнулся в свою школьную тетрадку. Ему по-прежнему было трудно говорить о маминой болезни. Он не знал, что думать, как себя вести.

— А там будут звери? — наконец спросил он.

— Будут. Там будут самые необыкновенные и красивые звери, о которых мы с тобой даже и не слышали, — ответила Мэгги. — Животные, которых Бог создал для нас и которые живут на земле, совсем не такие, как те, что живут с Богом на небесах. Зебра и жираф? Да они просто кошки по сравнению с чудесными небесными зверями.

— И все они добрые и не кусаются, да? — с тревогой уточнил Натан.

— Конечно. Они не кусаются. Наоборот, они ласковые и красивые, и на них можно кататься верхом или играть с ними целый день.

— А улицы там все из чистого золота?

Мэгги улыбнулась.

— Да, улицы там из чистого золота, там текут чистые реки, шумят водопады, а вокруг расстилаются прекрасные пейзажи.

— И цветы там еще красивее, чем твои? — все более поражался Натан.

— Гораздо красивее, чем мои, — засмеялась Мэгги. — Цветы и деревья на небесах гораздо красивее, чем цветы и деревья, которые Бог создал на земле. — Она остановилась, чтобы дать Натану время обдумать услышанное.

— А дедушка там будет? — задал следующий вопрос Натан.

— Будет, — улыбнулась Мэгги. — Он будет стоять у ворот и ждать меня.

Глаза ее наполнились слезами, и она на всякий случай отвернулась, хотя Натан все еще не поднимал глаз. Он разглядывал свои ноги, думая над тем, что сказала ему мама. Через несколько минут раздался еле слышный вопрос:

— Зачем ты уходишь туда?

На кухне Джек сжал голову руками.

— Потому что мамочка больна и никак не может выздороветь, — также тихо ответила Мэгги.

— Можно, я пойду с тобой? — спросил мальчик горестным шепотом.

Мэгги схватила край простыни и сжала ткань в кулаке, а слезы уже неудержимым потоком лились по щекам.

— Нет, мой милый, тебе со мной нельзя.

С мокрым от слез лицом Натан подскочил к матери и прильнул к ней.

— Я не хочу, чтобы ты уходила на небо без меня, — всхлипывал он.

Мэгги обняла его узкую спинку. Скоро уже и это будет ей не по силам. И она еще крепче прижала к себе сына.

— Я тоже не хочу уходить без тебя, — проговорила она, заливаясь слезами. — Я бы все на свете отдала, чтобы остаться здесь, с тобой, но не могу.

— Нет, мамочка, нет! — умолял Натан, цепляясь за мамину сорочку. — Я не хочу, останься!

Мэгги вытерла слезы, чуть отодвинула от себя Натана, чтобы видеть его глаза.

— То, что меня не будет рядом с тобой, совсем не значит, что я брошу тебя, — попробовала она утешить сына. Мэгги догадывалась, что Натан вряд ли понимал ее слова, потому что губы его снова задрожали. Она нежно обхватила его лицо ладонями: — Я навсегда останусь с тобой, вот здесь, — сказала она и прикоснулась к его груди. — Именно здесь живет мой папа с тех самых пор, как он отправился от нас на небо, и именно здесь я буду жить, внутри твоего сердца. — Натан положил голову ей на грудь, и она стала гладить его волосы. — Я хочу, чтобы ты знал, — шептала она ему на ухо, — что моя самая большая радость в жизни — это ты. — Она повернула сына к себе лицом и поцеловала его в лобик. Глядя в его голубые глаза, она молилась о том, чтобы он запомнил этот вечер. Молилась, чтобы когда-нибудь он вспомнил о ее словах и ему от этого стало легче.

Она обняла его крепко-крепко и покрывала поцелуями все его лицо до тех пор, пока мальчик не захихикал от щекотки и не стал вырываться от щекотки.

— А теперь тебе пора ложиться спать, мой маленький мужчина.

Джек задержался на кухне, чтобы утереть слезы кухонным полотенцем: ему не хотелось, чтобы сын увидел его плачущим. Но потом ему пришла в голову мысль, что, может, это было бы не так и плохо. Так мальчик понял бы, что плакать можно и нужно, что все иногда плачут.

— Иди к себе в комнату, — обратился он к сыну, — я загляну к тебе через минутку пожелать спокойной ночи.

— Я люблю тебя, — сказала Мэгги, снова целуя сына.

— Я тоже тебя люблю, мамочка, — ответил Натан и тоже поцеловал ее, прежде чем отправиться к себе в комнату. Он, конечно, еще не осознавал, как повлияет на него этот разговор через несколько лет, когда он повзрослеет.