Фэй Уэлдон - Род-Айленд блюз

Сестра Доун принесла ей выпить перед сном полуснятое непастеризованное молоко с размешанной в нем ложечкой акациевого меда — чтобы снились сладкие сны, объяснила она. Едва она ушла, Фелисити встала с кровати и выплеснула тошнотворную жидкость в раковину в ванной, стараясь не глядеть в зеркало в золоченой раме.

В первый день, когда она сюда переехала, ей показалось, что из зеркала на нее глядит лицо старика. Очень ясное изображение, хотя оно в тот же миг исчезло. Она стала убеждать себя, что это от переутомления, но так и не убедила. Да, ей явилось видение. Что ж, такое время от времени с людьми случается, но от видений отмахиваются, иначе можно потерять рассудок. Она только надеялась, что это видение не вещее и что она увидела самоё себя через десять лет. Как ни горько, приходится признать, что чем мы старше, тем труднее отличить мужское лицо от женского, однако усы есть усы, и от лохматых бровей над слезящимися глазами тоже никуда не денешься. Неужели наступит время, когда она, Фелисити, перестанет выщипывать пинцетом волоски из ноздрей и из подбородка? Немыслимо! А может быть, на нее смотрел чей-то дух? Кот Фелисити, который прожил у нее десять лет и погиб под колесами автомобиля, месяца полтора после смерти оставался в доме: то она заметит краешком глаза мелькнувший хвост, то вдруг услышит мурлыканье, хотя мурлыкать решительно некому, то что-то пушистое ласково потрется об ее ногу. Бывает, все бывает. Она догадывалась, что “Атлантический люкс” ей достался потому, что умер его предыдущий обитатель, иначе зачем было покупать новую кровать, почему в такой спешке заново отделывали комнаты? И если ей явился тот, чье место она заняла, приветствовал он ее или предостерегал?

Визит привидения был очень коротким: она в испуге отпрянула, а когда снова заставила себя посмотреть в зеркало, то увидела лишь себя. Неприятно, что и говорить. В зеркало смотрится молодая женщина, а на нее из зеркала глядит она же в старости. И если эта старуха к тому же переменит пол, что тут такого особенного? Глядясь в зеркало, вы всегда можете увидеть что-то незнакомое, страх всегда с вами. Так стоит ли пугаться?

Она ничего не рассказала администрации. Старые люди должны быть очень осмотрительны, не надо давать окружающим повода заподозрить, что вы не в своем уме. Фелисити очень недолго пробыла в клинике для душевнобольных во время одного из своих разводов, однако слишком хорошо поняла, как трудно доказать, что ты здорова. Если ты плачешь, потому что тебя заперли в четырех стенах и тебе тяжело, врачи ставят диагноз “депрессия, требующая лечения в стационарных условиях”, и объявляют, что ты не подлежишь выписке. Если ты не плачешь, кто-то другой решит, что ты социопатична и представляешь собой угрозу для общества. Администрация подобных учреждений склонна считать критику в лучшем случае проявлением неблагодарности, а в худшем — доказательством психической патологии, и хотя “Золотая чаша” не относилась к заведениям, где тебя могут удерживать насильно, но уже одно то, что ты стар, ставит тебя в зависимость от людей, которые могут решить, что тебя и твои пять миллионов долларов необходимо защищать ради твоего блага и сохранности этих пяти миллионов.

Разумнее счесть, что неожиданно возникшее в зеркале лицо было не оккультным феноменом, а проекцией ее собственных страхов, и помалкивать об этом. Мисс Фелисити надеялась, что смерть навсегда положит конец всем впечатлениям и чувствам, ей хотелось со всем покончить, а не начинать заново. И все равно, выливая в раковину переслащенное молоко сестры Доун, она старалась не смотреть в зеркало. Уже поздно, она устала, не было ни малейшего желания испытать шок и потом строить предположения.

Улегшись в постель, она поняла, что не заснет. И позвонила внучке Софии в Лондон. Так, здесь двенадцать ночи, значит, там около семи вечера. Естественно, она отняла, вместо того чтобы прибавить.

София сонно буркнула “алло”, но, услышав бабкин голос, сразу проснулась:

— Фелисити! Что случилось?

— Почему тебе всегда кажется, что у меня что-то случилось?

— Потому что в пять утра просто так никто не звонит, значит, человеку нужна помощь. — Шепот Софии летел вверх, к спутнику, падал вниз и на том берегу Атлантики превращался в шелест. — Подожди минутку, я подойду к другому аппарату.

— Зачем? — спросила Фелисити. — У тебя кто-то есть?

— Что за глупости.

Конечно, у нее был Красснер, длинные пряди его волос разметались на полосатой подушке, по странной случайности повторяющей бело-розовое чередование на обоях “Атлантического люкса”. Холли отказалась приехать к нему в Англию. “Здравствуй, завтра!” вышел на экраны и через два месяца сошел, критика фильм похвалила, в больших городах он имел успех, в провинции не слишком, но в общем обещал окупить затраты. Его напечатали на видеокассетах скорее, чем предполагалось, так что недобор в кинотеатрах возместится за счет аудитории у домашнего камелька. Нельзя сказать, что фильм принес Красснеру бешеный успех, однако ж и урона его репутации не нанес. Он по-прежнему мог капризничать и привередничать, выбирая следующий проект. Гостиницы он терпеть не мог, а от квартиры Софии можно дойти пешком в любое место, куда ему надо попасть. Лондонские такси он тоже не выносил: у них варварская подвеска, и к тому же сначала надо вылезти из машины, а потом уж платить таксисту, у таксистов, видите ли, спина болит, если они поворачиваются к вам. У Софии не хватило духу протестовать, что ж, раз ему так удобно, пусть так и будет. Он был ей благодарен, внимателен и не играл в эмоциональные игры. Она знала, что все это ненадолго. Он был по-детски домашний и все умел. Приносил ей аспирин, когда у нее болела голова, находил куда-то запропастившиеся перчатки, покупал фрукты и всякие вкусности в дорогих магазинчиках Сохо и ставил перед ней; в любви был властный и нежный, хотя всегда казалось, будто он думает о чем-то другом. Подруги ей завидовали. Гарри Красснер, великий режиссер! Она находилась в промежутке между фильмами, один фильм она кончила, другой еще не начался, и она была счастлива, паря в невесомости между нынешней фантастической реальностью и следующим фильмом-фантазией, который ей предстоит делать. Гарри все это понимал. Он сказал, что проживет здесь до марта, пока София не вернется в студию, а он тогда полетит в Лос-Анджелес, сейчас пока у Холли все равно съемки.

Нынче не такая уж редкость приспосабливать личную жизнь к профессиональной. Все, кого она знала, так поступали.

Я взяла с постели одно из одеял и прокралась на цыпочках в гостиную, чтобы спокойно поговорить. Гарри, чье тело лишилось ощущения привычной тяжести, поплотнее закутался в оставшееся одеяло, но не проснулся.