Джойс Элберт - Безумные дамочки

— Когда же это будет?

— Очень скоро, — сказал он, зажигая свет.

Квартира! Ну, квартира была… У Симоны перехватило дух и не хватало слов. Декорация, джунгли, театральная сцена, где через минуту утонешь во впечатлениях…

— О чем ваша диссертация? — спросила она, не уверенная в том, где же находится. В квартире 5-Е или в тропической деревне. На стенах висели шкуры ягуаров, на полу — ковер из какого-то загадочного животного, высокие пышные растения, которые, казалось, трепетали в тихой мексиканской ночи.

— Мне не удастся сейчас выразить свои мысли точно, — ответил Роберт, — но я прочитаю вам ее название, так что общее представление будет. «Оптимальное соотношение исходного ритма сердцебиения и ритма сексуального контакта для достижения оргазма».

— До меня никогда не дойдет, — сказала Симона.

Роберт глянул на нее так, будто она сморозила глупость.

— Никогда? — с жалкой улыбкой спросил он.

Здесь были даже гамак из натуральной пеньки и чучело совы, сидевшей на деревянном суку прямо над гамаком.

— Нет, никогда, — ответила она.

За завесой темных глаз Роберта скрывались какие-то быстрые расчеты, в них мелькали отражения самых причудливых мыслей, схемы, планы, заговоры, пиротехнические исчисления, и Симоне оставалось надеяться только на то, что его предложения не вступят в резкое противоречие с природой, потому что она всего лишь маленькая извращенка, уставшая от всей этой жизни. Потом заметила хлыст. Полумрак делал его едва различимым. Другая на ее месте могла бы принять его за зонтик или стоящую змею, но Симона столько пережила за свои двадцать четыре года, что не ошибалась в таких вещах. Ее недавний оптимизм развеялся в вихре зловещих предчувствий. Ого-го, подумала она, оглядев комнату в поисках собрания сочинений писателя, которого никогда не читала. Пока Роберт возился на кухне, Симона раскачивалась в гамаке. Роберт вернулся с бутылкой шампанского и двумя сверкающими бокалами.

— У меня ощущение, будто я в джунглях или среди декораций спектакля по пьесе Теннесси Уильямса, — сказала Симона. — Потрясающе. Мне нравится.

Роберт поставил бутылку и бокалы на что-то заменяющее столик. Симона на сей раз не сумела угадать, что это за предмет, а спросить просто боялась. Одно она может сказать точно: у предмета необычное естественное происхождение. И зачем спешить узнать, что это? Затем Роберт склонился над ней и поцеловал, задвинув язык в рот так глубоко, что желудок взбунтовался.

Симона ненавидела поцелуи.

— Я… я… — Ей удалось выдавить из себя несколько недовольных вскриков в промежутках между его жадными поцелуями. — Я… Я, правда… Мне не…

Когда он отпустил ее, она сказала:

— Ты обещаешь не целовать меня, если я сниму с себя все?

— Конечно. Может, ты разденешься в спальне? Шампанское мы можем выпить и там.

Симоне идея понравилась, потому что она сделала бы все, лишь бы ее не целовали. Когда мужчина целовал, ей казалось, будто лицо погружается в тарелку с червями, скользкими, извивающимися червями. Она прошла в спальню, не зная, что ее ожидает. Спальня! Боже мой! Почти все пространство занимала кровать, а проход у стены был такой узкий, что полный человек не протиснулся бы. В изголовье несколько встроенных полок, на которых стояли радио, две книги, несколько журналов, коробка с салфетками, банка пива и что-то, напоминающее электробритву. Симона расстегнула змейку на платье и выскользнула из него.

— Так быстро, — сказал Роберт, снимая трусы. — Ты не носишь белья?

— На кой ляд?

У него член вскочил сразу, и Роберт быстренько начал вставлять его. Но он не шел.

— Что-то мешает, — сказал он наконец. — Что там у тебя?

Симона так задыхалась, что понадобилось несколько секунд, пока она вспомнила о тампоне.

— Минуту. Я сейчас.

Она пошла в ванную (вообразите себе туалетную бумагу, висящую на лосином роге!) и вынула тампон. Потом прополоскала рот зубным эликсиром Роберта и неожиданно вспомнила, что оставила Чу-Чу в квартире Аниты. Симона знала, что она рассеянная, но раньше никогда не оставляла сразу и сумку, и собаку, и ей оставалось только думать, что в Роберте Фингерхуде было что-то особенное, какой-то магнетизм, вынудивший ее забыть сразу о двух вещах. Бедный Чу-Чу. Ему сейчас очень одиноко. Ей стало так стыдно, что она выплюнула эликсир и пообещала себе забрать Чу-Чу ранним утром, еще до работы, а то и возьмет его с собой на работу. Бедный забытый пес.

— Препятствие устранено, — доложила она Роберту, ныряя в необъятную белизну кровати. — Выпьем шампанского.

Он разлил вино и дал ей бокал.

— За разврат! — сказал Роберт, осушая залпом бокал.

У Симоны возникло ощущение, что в ее и без того достаточно странной жизни появился еще один странный эпизод. Да, начинается новая глава, в этом она ни капельки не сомневалась. Шампанское было хорошее, оно сразу ударило в голову. Симона украдкой отрыгнула и выпила еще, потому что Роберт снова наполнил бокалы. Да, он извращенец, но она ждала, когда же это наконец-то проявится. Ей было интересно, и Симона надеялась, что на это не понадобится много времени, потому что у нее был пониженный порог терпения (так сказал работник социальной службы; он был евро-азиатом и непрерывно отрыгивал, наверное, потому она и вспомнила о нем сейчас), но еще больше надеялась, что его пунктик, каким бы тот ни был, не окажется зацикленностью на какой-нибудь старой шляпе, это было бы слишком ужасно. Представьте себе, шляпа-фетиш, он же что-то болтал о шляпе!

Роберт Фингерхуд поставил бокал на полку и взял то, что Симона приняла за электробритву. В полумраке она успела прочитать надпись: «Вибретт».

— Ты раньше не пользовалась вибратором? — спросил почти что доктор Фингерхуд и на лице появилась очаровательная, испытующая, соблазняющая улыбка. Он воткнул шнур в розетку и уставился на Симону.

Когда тяжелая дверь в замке Гарден-Сити захлопнулась за Тони Эллиотом, Беверли вздохнула и сказала:

— Ну, дорогой, слава Богу, все позади.

— Что такое, дорогая? — спросил Питер. — Тебе не понравился Тони?

Этот странный человек-рыба.

— Дело не в том, что он мне не понравился.

— Тогда в чем же дело?

— В том, что… — Беверли прикоснулась ко лбу. — Кажется, на этот раз таблетки не помогли.

— Да, мигрень. Я едва не забыл, дорогая.

— Дорогой, как ты мог забыть?

— Не строй из себя мученицу. У тебя и раньше были приступы, и ты прекрасно пережила их. Переживешь и сейчас.

— Конечно. Пойду помогу Маргарет на кухне.

— Именно об этом я и говорю. Зачем мучить себя на кухне, если тебе так паршиво?

— Это отвлечет меня от боли и от воспоминаний о жуткой пище.

— Ну, не знаю. Мне кажется, Тони понравилось.

— У него хорошее чувство юмора.