Валентин Маслюков - Тайна переписки

Нинка мотнула толстой пяткой — колготки там были продраны — и невнятно матюгнулась, не размыкая веки.

— Найдем, — утешил Сашу парнишка, а затем добавил: — Я тебя знаю, ты писатель. За это сейчас и выпьем.

Получается, он Сашу и в самом деле знал, видел когда-то в конторе, а вот Саша, напротив, не понимал, с кем имеет дело.

— Ты писатель, — продолжал шебутной парнишка. — А я вице-президент. Кто больше?

— Вице-президент, — наугад сказал Саша.

— Дурак. Трескин всех больше. За это и выпьем. — Он еще подумал, по-пьяному скривил губы и, качнувшись, внес важное уточнение: — Писатель ты дерьмовый.

Саша не брался спорить ни по существу, ни по форме высказывания.

— Дерьмовый писатель… да… А я дерьмовый вице-президент. Кто из нас дерьмовее?

— Трескин? — ступил Саша на протоптанную дорожку.

— Дурак. Я самый дерьмовый. Жора меня зовут. Самый дерьмовый я.

Опять Саша не стал спорить, хотя нельзя исключить, что на этот раз его возражения были бы приняты благосклонно.

— Ты писатель, а я четвертый день уже как вице-президент. Кому из нас лучше? — проявляя необычайную любознательность, не унимался Жора.

— Обоим плохо.

— Правильно! — удивился Жора. — Правильно, — повторил он, ошарашенный остроумием собеседника. — Правильно, Александер. Можно я буду звать тебя Александер? Александер — это красиво. И заметь: длиннее, чем Александр. А чем длиннее, тем больше уважения.

Решившись после стольких рассуждений отправиться на поиски обещанного спиртного, Жора поднял с пола темную бутылку, поболтал и пренебрежительно отставил, полез в платяной шкаф. Порывисто распахнув дверцы, одну и другую, он повел рукой:

— Джин, бренди, водка, коньяк?

Под пустыми вешалками на дне шкафа теснились разномерные бутылки.

— Водка, — сказал Саша из скромности.

Жора беспрекословно достал водку, впрочем, уже початую, отыскал два пользованных стакана и честно налил обоим.

— Выпьем, уважаемый Александер. Сегодня у нас с тобой маленький праздник: я проиграл пари.

— Праздник или поминки? — пытался сострить Саша, стараясь подладиться под игривый тон аборигена.

— Праздник, — возразил Жора. — Ведь это то самое пари, которое ты выиграл.

Раздвинув губы в похожей на оскал незаконченной, застылой улыбке, Жора ждал, что гость спросит «какое пари»? Саша не спросил.

— Выпьем, — сказал он.

Выпили, не вспоминая закуску.

— Ты писатель… — начал Жора, возвращаясь как будто на прежний круг.

— А ты вице-президент, — подхватил Саша.

Жора досадливо его остановил:

— Ты писатель, — с нажимом повторил он, настаивая на ином смысле сказанного. — Я читал твои письма. Алка показывала.

Они посмотрели друг на друга, меряясь взглядом, словно в словах Жоры заключалось нечто такое, что побуждало их хорохориться. Снова Саша не стал переспрашивать, и Жора резко переменился:

— Ты зачем пришел?

Он не шутил. И Саша тоже не стал шутить.

— Я хочу ее видеть. Адрес ее хотел найти у Трескина.

— Не ищи, — сказал Жора. — Люда Арабей. Вот, двести метров спуститься от гостиницы — проектный институт. Седьмой этаж… комнату забыл, не важно. Спросишь Люду Арабей. Девочка архитектор. Люда Арабей. Запомнишь?

— Запомню.

— Седьмой этаж. Архитектор, зодчий то есть. Девочка. Славная девочка. Люда Арабей. Не забудь. А-ра-бей. Люда. Людочка. Людмила. Люся, если хочешь.

Саша слушал внимательно, но ничего не пытался уточнить.

— Спасибо, я тогда пойду, — скромно сказал он.

— Как? — с театральным изумлением встрепенулся Жора. — А душа? Душу мою ты так и не понял. Нет, садись!

Женщина на диванчике измученно и протяжно вздохнула, ворочаясь так, будто совершала тяжкую, невыносимо нудную работу. Она спала, не раздеваясь, в джинсовом костюме: объемистая юбка и куртка с нашивками. Неудобно ей было на диванчике, слишком коротком и узком, жалобно поскуливая, она сучила ногами. Саша подумал, что хорошо было бы поставить ей под ноги стул. Однако не сделал этого.

Он старался не пить, поднимал лишь к губам стакан и прислушивался вполуха к болтовне Жоры, подгадывая момент улизнуть.

— …Чтобы на себя не тянули, — самозабвенно долдонил Жора, — соблазн большой — он обещает тебе процент от прибыли, процент от сделки, которую ты заключаешь от лица фирмы. Но не было еще человека, который бы уцелел, когда напомнил ему об этом проценте. Я напомнил. А прибыль, Саша, это священная корова, покушений на прибыль Трескин не прощает…

— Ты вице-президент, — рассеянно возразил Саша.

— Верный признак, что Трескин скоро уволит. Примета такая. Тем более, что фирма накануне банкротства. А если фирма накануне банкротства, значит, Трескин сорвал большой куш. Сечешь?

— Сколько ты получаешь?

— Коммерческая тайна! — прошипел Жора, прикладывая к губам палец. — Но я вижу, душа моя — не слишком увлекательный предмет для тебя.

— Я в этом ничего не понимаю, — возразил Саша, имея в виду не душу, но коммерческие тайны. Нельзя исключить, впрочем, что он не понимал ни того, ни другого.

— Ну иди. Иди, раз не понимаешь. Приятно встретить непонимающего человека. Порядком поднадоели те, которые слишком уж хорошо все понимают, — сказал Жора, имея в виду сразу и душу, и коммерческие тайны. — Иди, раз неймется. Как ты сюда попал?

— По балконам, — признался Саша. — По балконам, — он кивнул, показывая, с какой стороны.

А Жора, видимо, не считал нужным удивляться даже из вежливости.

— На посошок? — предложил он.

— Нет, спасибо.

Гостеприимный хозяин проводил до порога, высунулся в общий коридор и напомнил с заботливостью поистине примечательной:

— Арабей! Архитектор она! Люда! Очень хорошая девушка. Без вопросов! Только не перепутай!

Саша раскланивался, прижимая руку к груди, и каждый миг ожидал появления сонма любопытных, которых, конечно же, не могло не привлечь громогласное перечисление достоинств хорошенькой девушки, умнички Люды Арабей. Однако все оставалось тихо.

Стремянку Саша нашел на балконе, где оставил. Сдерживая сбитое после быстрого подъема дыхание, он огляделся. Внизу, на улице, сохранялся ничем не нарушенный покой, пятна неяркого света под разбросанными фонарями открывали случайную скамейку, пустой асфальт, темную зелень газона. Особенно не мешкая, Саша приладил лестницу, перелез через ограждение наружу, в пустоту — пустоту ощутил он спиной, и начал спускаться, с замиранием сердца ожидая, когда это кончится, кончатся наконец один за другим балконы, и он почует землю…

И с легкой оторопью обнаружил под собой голову. А потом и человека, который высунулся за перила.

Это был Жора. Он сделал ручкой, приветствуя верхолаза, и проницательно заметил:

— Торопишься?

— Холодновато, свежеет к утру, — неопределенно отозвался Саша, зависнув на лестнице.