Олег Руднев - Долгая дорога в дюнах

— Уходим. — И скорее с досадой, чем со злобой: — Шляется по ночам, идиотик. Только людям мешает.

А девушка кричала. Ее крик, пронзительный и горький, леденил сердце безысходностью и отчаяньем. Словно предвестник смерти, он набатом метался среди ночи.

Разведчики уже почти добрались до леса, когда в небе зажглась одна ракета, другая, третья. Все осветилось, как в яркий день. Затрещали автоматы. Сначала друзья погибшего, а потом и другие бросились к лесу, норовя настигнуть, окружить и уничтожить группу. Слышалась немецкая и латышская речь.

— Уходите! — крикнул своим Артур. — Я прикрою.

Он бросился за поваленный ствол дерева, дал несколько коротких очередей, приподнялся, метнул гранату и тут же отполз в сторону. Только хотел нажать на спусковой крючок, как вдруг услышал рядом с собой стук автомата — кто-то из разведчиков помогал командиру.

— Я сказал уходить! Всем! — Он обернулся и встретился с невозмутимым взглядом Лаймона. — Опять поссориться хочешь?

И тут же осекся: Калниньш выронил автомат, неуклюже ткнулся носом в землю.

— Лаймон! — Артур бросился к другу, перевернул на спину. По гимнастерке расплывались свежие пятна крови. — Лаймон! Он приложил ухо к груди и вроде бы уловил едва слышное биение сердца.

Жив? — рядом стоял Горлов. Он деловито наклонился над раненым. — Кажется, дышит. Уходите, я прикрою. — И, видя, что Артур колеблется, зло крикнул: — Выполняй задание, капитан.

Сквозь поток отступающих немцев — грязных, небритых, оборванных — непрерывно сигналя, пробирался штабной вездеход с открытым верхом. За рулем сидел Рихард, рядом с ним — Манфред, на заднем сиденье среди чемоданов дремал Крейзис. Рихард — взмокший от напряжения, остервенело крутил баранку, лавируя в густой толпе.

— Удивительно все взаимосвязано в этом мире, — неожиданно проснулся Крейзис. — Не выиграл бы я у Брюгге ящик коньяка, не налакался бы как свинья Спрудж… Не налакался бы Спрудж, не отправился бы к своей навозной Валькирии… Кстати, Маутнер напрасно ее расстрелял — при чем тут она? Так вот, не пошел бы к ней Спрудж — и она была бы цела, и он не попал бы в лапы к русским. Вы же не думаете, что он там умирал с именем фюрера на устах, унося в могилу военные тайны. Рихард! Ты следишь за ходом рассуждений? Не надрался бы Спрудж как свинья, не было бы русского наступления.

— При чем тут Спрудж? — поморщился — как от зубной боли — Зингрубер. — Тоже мне знаток военных тайн!

— Вы уверены? — недоверчиво прищурился Освальд. — Что ж, дай-то бог. А что, господин майор, там у нас ничего не осталось?

Зингрубер наклонился, поднял бутылку, не оборачиваясь, подал ее Крейзису. Тот поспешно откупорил ее и надолго приложился к горлышку.

— По-моему, Спрудж может быть спокоен, — недовольно проворчал Рихард. — У него остался достойный преемник.

— А что — Спрудж? — Освальд наконец отлепился от бутылки. Может, он и не так уж глуп? Во всяком случае, любой из них, — он небрежно махнул рукой в сторону отступающих, — не прочь был бы оказаться на его месте.

— Веди поаккуратнее, — посоветовал Манфред. — При отступлении солдаты всегда немного нервничают. Если заденешь, могут не понять. А вам, — он неожиданно обернулся к Крейзису, — если вы не хотите составить им компанию, советую попридержать язык.

В этом момент Рихард повернул направо, на проселочную дорогу, и дал полный газ. Некоторое время ехали молча, занятые своими мыслями. Первым опомнился Зингрубер. Он удивленно покрутил головой, с недоумением уставился на водителя:

— Ты не сбился с дороги? Я не вижу наших войск.

Рихард, будто не слыша вопроса, гнал машину на огромной скорости.

— Мне кажется, мы заблудились, — повторил Манфред.

— Не волнуйся, небольшой крюк — и мы будем в голове колонны, — успокоил его Рихард.

— Что значит небольшой? Куда ты едешь?

— Я должен кое-что взять из дому.

— Что взять? Из какого дома? — наконец сообразил немец, — А ну, дай мне руль.

— Я должен кое-что взять, — упрямо повторил Рихард.

— Взять надо все, — пьяно икнул Крейзис, ощупывая вокруг себя чемоданы. — Господа, не помните, сколько до войны стоил фунт золота в долларах?

— Заткнись ты со своим золотом! — осатанел Манфред. — У вас там столько же золота, сколько искусственных зубов. — Снова обернулся к Рихарду: — Куда тебя несет? Ты собираешься рисковать головой?

— Я должен кое-что взять, — словно в бреду, твердил одно и то же Лосберг.

Дом Озолса сотрясался от близкой артиллерийской канонады. Визгливо дребезжали стекла. Хозяин с перекошенным от страха лицом, в брезентовой куртке с капюшоном бестолково метался по комнате, швыряя в огромный чемодан все, что попадало под руку. При этом он поглядывал на сундучок, стоявший рядом.

Снаряд рванул так близко, что дом содрогнулся до основания. Посыпалась штукатурка, послышался испуганный плач ребенка, Озолс втянул голову в плечи, ссутулился, мелко перекрестился:

— О, господи!.. — и бросился в комнату дочери. — Ма-арта! Доченька…

Марта сидела у кроватки сына, гладила его по голове, успокаивала. Она строго взглянула на отца, приложила палец к губам. Озолс обмяк и, стараясь не стучать протезом, подошел поближе, грустно посмотрел на внука — его глаза увлажнились, губы нервно задергались. Нагнувшись, почти не дыша, он взял ладонь ребенка, поцеловал. Эдгар капризно надул губы, выдернул руку.

— Что же ты со мной делаешь, доченька? Куда же я один?

Лицо Марты было мраморно бледным, но голос звучал спокойно, размеренно.

— Мы уже все обговорили, отец. Я никуда не поеду.

— Господи! — Озолс рывком придвинул стул, неловко присел на него, вытянув неживую ногу, и заплакал. — Вот тебе и забота на старости лет. Бросаешь, как собаку. Ты хоть подумала, как я там буду без тебя, без него…

Марта молчала. Старик смахнул слезу, обреченно вздохнул:

— Ох, горе, горе…

В окно нетерпеливо постучали. Якоб встрепенулся, закричал:

— Сейчас мы, сейчас. — Он бросился было в другую комнату, схватил сундучок и тут же вернулся. — Доченька, родная, господом богом тебя заклинаю — уедем отсюда. Не обо мне, так о себе, о нем подумай. Все прахом идет, все. Если и уцелеете в этой каше — разве тебе простят? Все припомнят — и меня, старосту, и благоверного твоего, муженька… Добра не жди. Никакой Банга не выручит. Уедем, пока не поздно. Руки, голова при мне, да и здесь еще не пусто, — он похлопал по сундучку. — Устроимся где-нибудь в тихом местечке, домишко поставим, внука на ноги поднимем, выучим…

— Нет, отец, нет. Меня уже обучили — раз и навсегда. Тихое место… Где ты его собираешься искать, в Германии?

— Какая разница — в Германии, не в Германии, — крикнул он. — Сейчас важно отсюда выбраться, а там…