Анна Климова - Люби меня нежно

Но вскоре все приелось Александру Михайловичу. И девочки, и жратва до утра, и царственные охоты со столичными чиновниками. За несколько лет он не потратил и сотой части того, что у него было.

Снова стало скучно.

Все они были членами одной команды, с веселым гигиканьем, стонами страсти, с бесшабашным свистом катившей в какую-то чудовищную яму на общей повозке. Эта команда карикатурно копировала старый деревенский свадебный проезд. Они сыпали деньгами, глотали шампанское, словно воду, и купались в разврате. Звенели бубенцы, грязные ленточки развевались на затхлом ветру.

Что за странная «свадьба»! Кто на ком женился в этой новой России? Черт на ведьме или упырь на жабе? Но все они здорово веселились по этому поводу, купаясь во лжи и безумной роскоши. Эти лоснящиеся от жира лица, эта неугасимая алчность во взгляде, эти загребущие пальцы, выдавливавшие деньги ото всюду, откуда их можно было выдавить.

Днем они стояли в только что отстроенном храме Христа Спасителя, истово молились, а ночью продолжалось разгульное безумство.

У них не было ни раскаяния, ни жалости, ни уважения к своей собственной стране. Народ, считавший копейки в своих тощих кошельках, они презирали. Народ на этой «свадьбе» выступал в роли бедного родственника, которому ради приличия сбрасывали со стола объедки.

Жуткая «свадьба»! Страшное веселье! Кошмарный брак!

И так продолжалось не один год.

Вначале Александр Михайлович с энтузиазмом гулял на этой «свадьбе», но потом погрузился в пучину мрачного созерцания. Ему было уже за сорок, он обзавелся животиком и лысиной. Жизнь проходила. Медленно, но верно годы уходили в небытие.

В какой-то момент ему даже стало страшно. Страшно настолько, что уже самому хотелось приблизить последний срок. У него не было детей, не было рядом человека, которому он был бы просто благодарен за то, что он рядом. В своем огромном трехэтажном доме он днями бродил голышом с бутылкой дорогого бренди в руке и был сам себе противен.

И тогда Александр Михайлович вспомнил про свою бывшую жену, с которой они так стремительно разошлись перед тем, как его посадили на год в колонию. За ее поиски он принялся со страстью утопающего, возлагавшего на соломинку свою последнюю надежду.

Оказалось, что дом в том городке уже был продан, и никто не знал, где именно проживала бывшая хозяйка. Соседи утверждали, что Света поселилась в столице. Но самое отвратительное, что у нее был ребенок.

Александр Михайлович начал искать еще интенсивнее. Вначале под своей фамилией, потом под ее девичьей, но всякий раз оказывалось, что это была не та женщина. И только тогда, когда нанятые им люди проверили девичью фамилию матери — Галич, — Света сразу нашлась. Она действительно жила с сыном. Дата рождения ребенка привела его сначала в замешательство, а потом в ярость. Эта сука и правда с кем-то переспала, будучи замужем за ним, Сашей Краевым! Ведь у него не могло быть детей!

Ядовитая ненависть наполнила его душу, как капля чернил стакан с водой. Она клокотала в нем и побуждала к действиям.

Как же он хотел самолично разбить ее тупую, лицемерную рожу! Как хотелось собственными руками вцепиться ей в волосы и хорошенько отодрать, как последнюю шалаву, как подзаборную тварь.

Ненависть придала ему новых сил. Мир вокруг заиграл новыми красками и оттенками. Он жаждал расправиться с ней и с ее выродком. Он не хотел думать, что будет потом, что после этого снова придет скука, тоска и одиночество. Сейчас всеми его мыслями управляло одно чувство — месть. Месть за то, что она лишила его последней надежды на спокойствие в душе, за то, что так подло его обманула и с легкостью избавилась, когда захотела. Он взлелеял свою ненависть, как какой-то уродливый цветок, испускавший тошнотворный запах гнилой крови. И этот запах был ему приятен.

Александр Михайлович наслаждался, когда ему докладывали о том, как в страхе мечется по городу ее сын, как он отталкивает от себя всех. Всегда потешно наблюдать за спятившим крысенышем, за его саморазрушительным злобствованием. Еще немного, и крысеныш что-нибудь с собой бы сделал. Страх — такой действенный инструмент!

Он не мог удержаться и явился к ней, свалившейся в болезненном припадке (жаль, что она не сдохла по дороге в больницу!).

И что же он увидел? Святое всепрощение! Эта дура посмела его пожалеть! Безмозглая, тупая корова! Да еще заявила, что этот выродок — его сын!

А когда Александр Михайлович нажал на нее, то увидел ту же самую девчонку, решительно сказавшую ему когда-то: «Я хочу, чтобы ты ушел. Совсем».

Это не могло не вывести его из себя. Будь это в другом месте, он непременно бы с ней что-нибудь сделал.

Проходя по коридору, он чуть не столкнулся с мужчиной, девушкой и парнем… В парне он узнал Вадима. Александр Михайлович остановился и смотрел им вслед, пока они не скрылись в палате.

После этого он спустился с телохранителем вниз, прошел полупустой вестибюль и вышел к стоянке, где его дожидался черный и блестящий, как только что растопленная смола, «мерседес».

Телохранитель подбежал первый к машине и открыл дверь. Александр Михайлович забрался в салон, прижав своим грузным телом молоденькую особу, самозабвенно дымившую сигаретку с травкой.

— Шура! — завопила она, визгливо смеясь. — Ты ж мэне чуть не раздавил, гадский папа!

— Когда я тебя захочу раздавить, Ксюха, я тебя заранее об этом предупрежу.

— Куда едем, Александр Михайлович? — почтительно повернулся к нему телохранитель, усевшись на водительское место.

— Секунду… — Александр Михайлович достал сотовый и набрал номер. — Юра, голубчик, проследи за этой троицей… Да, пацаненок и с ним двое. Не спускай глаз с него. Особенно с него… Когда он должен принести деньги? Сегодня вечером? Если денег не будет, я хочу, чтобы вы запугали его до смерти. Я хочу, чтобы он сам сдох. Сам! Понял? Ну и умница. Если будут трудности, звони. Все. — Потом он обратился к водителю: — Отвези меня в какой-нибудь ресторан, Дима. Если в этом городе есть что-нибудь приличное.

— Сделаем, Александр Михайлович.

— У-у, какой ты сегодня бяка! — тут же выдала девица. — Да, бяка, бяка! Я с тобой не дружу…

Александр Михайлович схватил девицу за шею и встряхнул.

— Заткни пасть, или я попрошу Дмитрия прибавить газу, а тебя выкину отсюда, поняла?!

Глаза девицы сделались круглыми от страха. Она мелко-мелко затрясла головой и сжалась в уголке машины.

Через минуту он притянул ее к себе и поцеловал.

— Просто мне надо подумать, Ксюха, понимаешь? Просто подумать. У твоего папочки есть кое-какие дела. Важные дела.

Александр Михайлович обнажил ее маленькую, почти девичью грудь и начал привычно слюняво ее целовать. Но он не думал о Ксюхе. Перед его внутренним взором стояло бледное, с заострившимися чертами лицо женщины, которую он любил когда-то и унижал своей любовью; той самой женщины, которая принадлежала ему, была всецело в его власти… Казалось, он знал ее всю, всю до самого донышка! Но он ошибался…