Мишель Ричмонд - Год тумана

— Когда все только начиналось, у меня в голове крутилась лишь одна мысль: если найду того, кто это сделал, убью. Поклялся в том самыми страшными клятвами. Ярость помогала жить. Но прошло уже больше месяца, и у меня не осталось сил. Не следовало уезжать из города на выходные, не следовало отпускать Эмму с тобой на Ошен-Бич. Я сделал невероятную глупость — и зачем? Чтобы давний приятель, переживающий последствия развода, мог выплакаться на моем плече? А теперь продолжаю строить безумные предположения, удаляясь все дальше и дальше во времени и гадая, как этого можно было избежать. Сначала даже винил во всем Шона, изменившего жене, из-за чего она с ним и развелась. Но ведь именно я двадцать лет назад познакомил Шона с будущей женой. Какой-то порочный круг: размышляю о том, как надлежало поступить, и все сводится в одну точку — нельзя было уезжать из Сан-Франциско.

— Откуда ты мог знать? Никто не мог предвидеть…

Он делает шаг под лампу, и в глаза бросается загар Джейка — так же темны становятся рабочие на стройке. В вырезе рубашки видно, где кончается загар и начинается естественный цвет, который по контрасту кажется мертвенно-бледным. Какую-то долю секунды смотрю на него, не узнавая, и отмечаю, что загар делает его моложе, несмотря на усталость и недосып. Лишь потом я понимаю: Джейк потемнел от того, что проводит много времени под открытым небом. Часами бродит по улицам и ищет.

— Нет, все равно мне бы следовало остаться дома. Скажи, что теперь мне делать? Покончить с собой? Или прожить еще лет пятьдесят, ненавидя себя самого и завидуя каждому родителю с ребенком, встреченному на улице? Ты знаешь, о чем я думаю, когда вижу девочку ее возраста? Думаю: «Лучше бы это случилось с ней, а не с Эммой». Ненавижу себя за эту мысль, мне больно, но ничего не могу поделать. Каждый раз мечтаю, чтобы на месте Эммы оказался другой ребенок.

Вздрагиваю, когда он повышает голос, и чувствую, как в животе стягивается тугой узел. Человек, которого я знала, никогда такого не говорил. Но тот Джейк исчез, и эта чудовищная перемена целиком на моей совести.

— Мне все время страшно, — продолжает Болфаур. — Дети в школе, дети друзей, дети на улицах, дети в парках… Хожу в церковь и молюсь, но даже во время молитвы мысли заняты подсчетами. Прошу о чуде, пусть бы на месте моей девочки оказался другой ребенок, даже десять детей, но только не Эмма. Господи, кем я стал?!

Какое-то время Джейк смотрит на меня, потом разворачивается и уходит, хлопнув дверью. В доме тихо и холодно; из кухни попахивает мусором. Отдергиваю занавески и наблюдаю, как Джейк уезжает. Смотрю до тех пор, пока машина не сворачивает за угол, затем иду в комнату Эммы. Мы с ней часто играли в одну игру — забирались в шкаф и представляли, будто это космический корабль. Вместе выработали сложные правила жизни на корабле: как только закрывается дверь, время останавливается. Перестаем расти, не нуждаемся в еде, воде и воздухе; закрывая глаза, приобретаем способность видеть будущее. Таким образом две отважные исследовательницы разгадывали великие тайны и становились всемирно знаменитыми. Я залезаю в шкаф, надеясь на чудо. Закрываю глаза и сосредоточиваюсь, воображая себе будущее, в котором рядом со мной сидит Эмма. В этом будущем ей столько же лет, сколько и в день исчезновения. В этом будущем ни она, ни Джейк не изменяются, все прекрасно и мы счастливая семья, которая живет самой обычной жизнью.

День сорок второй.

Уже поздно. Сижу за компьютером и отвечаю на письма, что приходят на findemma.com, когда раздается стук в дверь. Уверена, что это Джейк решил провести ночь со мной. Но вижу в глазок всего лишь Нелл.

Открываю дверь. Соседка в халате, с мокрыми волосами, от нее пахнет мятой.

— Знаю, что уже поздно, но я тут нашла одну статью и подумала, что тебя заинтересует. Ты, наверное, слышала, что в некоторых случаях следователи прибегают к гипнозу, чтобы вызвать у человека необходимые воспоминания.

— Кофе? — предлагаю.

— Спасибо.

Пока наливаю кофе — ей черного, а себе с капелькой молока (привычка, приобретенная в последние две недели), — Нелл открывает папку и достает ксерокопию статьи с фотографиями. Лицо мужчины на первом снимке очень знакомо, но вспомнить его не могу. Чуть ниже — лицо девочки, что улыбается и смотрит в правый угол объектива. У нее точно такая же прическа, какую носила я в детстве, в конце семидесятых, — густая челка, зачесанная назад.

— Тед Банди. Подтверждение или опровержение его причастности к похищению и убийству Кимберли Лич, — Нелл щелкает ногтем по фотографии девочки, — зависело от показаний единственного свидетеля — человека по имени Кларенс Андерсон. Следствие вышло на Андерсона спустя пять месяцев после случившегося, но он не мог припомнить ничего значительного. Тогда помощник окружного прокурора потребовал, чтобы Андерсона подвергли гипнозу. В состоянии гипноза Кларенс узнал и Банди, и девочку и даже описал, как они были одеты. Благодаря этим показаниям все фрагменты сложились воедино.

— Я не настаиваю, — Нелл достала из папки визитку, — но друзья посоветовали этого человека. У него офис на Норт-Бич.

Карточка белая, на ней стоит имя «Джеймс Рудольф», набранное печатными буквами. Чуть ниже — курсивом — написано «Гипнотерапия». Номер телефона и адрес электронной почты.

— Я охотно попробую.

— Почему бы не позвонить ему прямо сейчас?

Беру трубку.

— Если бы два месяца назад мне сказали, что я буду звонить гипнотизеру, ни за что бы не поверила.

Набираю номер, и после первого же гудка отвечает женский голос:

— Алло?

— Ой, кажется, ошиблась номером…

— Вам нужен Джимми? — спрашивает она с ощутимым бостонским акцентом.

— Простите?

— Рудольф? Джимми Рудольф?

— Да.

— Минуту.

Раздается какое-то шуршание, потом слышу мужской голос:

— Алло!

— Мне нужна ваша помощь.

— Конечно, — отвечает он. — Простите за неувязку. Я сегодня целый день дома, и секретарь каждый раз вынуждена перезванивать. Когда сможете приехать?

— А когда сможете меня принять?

— Ну, например, завтра. Скажем, в час.

— Хорошо.

— И наденьте что-нибудь удобное.

Связь обрывается.

— Ну как? — спрашивает Нелл.

— Не уверена…

Соседка пожимает плечами:

— Во всяком случае, попытка не пытка. Всем известно, что травма может заблокировать память. А гипноз позволяет человеку преодолеть психологический барьер и извлечь необходимый материал.

Она роется в папке и вытаскивает цветную репродукцию картины Джона Уильяма Уотерхауса. На ней двое мужчин сидят бок о бок, практически неотличимые друг от друга, если бы не цветовая гамма. Один — рыжеволосый, бледный, ярко освещенный — дремлет, опираясь на плечо соседа; второй — смуглый брюнет, полускрытый тенью, в траурном одеянии. У первого флейта, у второго лира.