Олег Руднев - Долгая дорога в дюнах-II

— Весна!

Но вернулась Ксения Петровна и будто повеяло осенью. Она обнялась с мужем и сыном, мимо Лены прошла, как мимо шкафа, вошла в комнату и остолбенела. Лена хотела пройти к себе, но Гурова ее остановила.

— Давайте, милочка, договоримся: распоряжаться вы будете у себя дома. — Она сделала паузу и не без иронии добавила: — Когда он у вас будет, а пока вы квартирантка, командуйте у себя в комнате.

Лена могла ожидать чего угодно, но не этого. Задохнувшись от обиды, она круто повернулась и вышла. Что тогда творилось! Наверное, даже соседи слышали, как кричал Георгий Александрович:

— Как тебе не стыдно! Как ты смеешь разговаривать с ней таким тоном? Да ты ее мизинца не стоишь…

Что-то визжала Гурова, что-то говорил Борис, но Лена слышала только Георгия Александровича.

— Какая ты мать? Какая ты подруга? Ты же обожравшаяся мещанка.

Он вдруг замолчал, и Лену ударила наступившая тишина. Вбежал Борис.

— Отцу плохо!

Георгий Александрович полулежал в кресле с закрытыми глазами и жадно ловил ртом воздух. Ксения Петровна стояла рядом и в ужасе смотрела на позеленевшее лицо мужа. Лена расстегнула ему ворот рубахи и приказала Борису:

«Скорую» вызови! — и тут же повернулась к Ксении Петровне. — Нитроглицерин, быстро!

Гурова не двигалась с места. Лена прикрикнула на нее:

— Да быстрее же… Нитроглицерин… Валидол…

Лена нетерпеливо смотрела на стоящую перед ней женщину и вдруг поняла: Ксения Петровна не знает, где что находится. Сама быстро ощупала карманы Георгия Александровича, нашла валидол.

Приехал врач. Больного привели в чувство, уложили в постель. Наступили тяжелые дни. Лена прибегала с работы и первым делом заходила к Георгию Александровичу. Но как только появлялась Гурова, Лена уходила к себе. Жить в доме становилось невыносимо. Лена все чаще, и чаще предлагала Борису переехать куда-нибудь. Борис уговаривал, упрашивал, отнекивался, что-то доказывал. Но когда просьбы жены стали угрожающими, он нашел средство избавиться от них. Как, мол, оставить Георгия Александровича? Этот довод действовал безотказно. А потом Гуров-старший выздоровел, но положение осталось прежним. Борис рассуждал:

— Ну зачем мы будем искать квартиру? Давай считать, что нашли. Можем даже платить квартирную плату.

Платить, конечно, не платили, но жили плохо.

Лена старалась из своей комнаты не выходить, особенно если приходили гости. А бывали они часто и все — к Гуровой. Шумели, пили, спорили. Если приходили к Георгию Александровичу и не было Ксении Петровны, Лена еще появлялась, в иных случаях сидела, пока гости не уходили.

Прошло лето, наступила осень, начались занятия в институте, Лена решила наверстать упущенное и занималась с утроенной силой. После работы не успевала забежать домой и шла прямо в институт. Возвращалась поздно. Субботы и воскресенья уходили на подготовку к семинарам, зачетам, на курсовые и прочие задания. Борис ничего не говорил, но Лева видела, что он недоволен. Она как-то затеяла на эту тему разговор. Борис слушал молча, хмурился:

— Жаль, что лучшие годы уходят.

Конечно, жаль. Она сама это великолепно понимала. Но разве есть другой выход? Она так прямо и спросила. Борис усмехнулся:

— Разве дело в дипломе? Образование не от «корочек» зависит. По-моему, если читать-писать умеешь, все остальное преходящее. Ходи в театр, читай побольше, развивайся…

— Поэтому ты окончил институт и поступил в аспирантуру?

Борис досадливо ответил:

— Это совершенно другое дело.

— Почему другое? Петому что у тебя были условия и не надо было ничем жертвовать? А если условий не было, значит, так и плыть по течению?

Неужели Борису все равно: учится его жена или нет. Но, как потом оказалось, не все равно. Однажды к ним в гости зашел старый Борин знакомый, которого она раньше никогда не видела. Приятель был удивлен, узнав, что Борис женился, и спросил Лену, где она работает. Но не успела она раскрыть рот, как за нее ответил муж:

— Там же, где и я, в одном отделе.

Лена чуть не провалилась от неловкости сквозь землю, но промолчала. Когда они остались вдвоем, она спросила Бориса, зачем он соврал. Он долго мялся, наконец выпалил:

— Думаю, тебе надо сменить работу.

Лена вспомнила «токарщицу».

— Все токарно-производственные темы исчерпаны, говорить больше токарщицей не о чем?

Борис смущенно отбивался:

— Выдумаешь вечно… Глупости…

Да, что-то у них не клеилось. Лена по-прежнему поздно приходила домой, много занималась, а Борис явно томился. Он стал уходить из дому, при этом Ксения Петровна охаживала его, как хороший гример актера перед выходок на сцену или на съемки. Лена все чаще и чаще заставала дома каких-то Бориных друзей, о которых раньше и понятия не имела. Это были все хорошо одетые молодые люди с безукоризненными манерами и головами, набитыми знаниями самого различного характера. Ксения Петровна, как правило, была тоже здесь и принимала в разговорах активное участие. В таких случаях пройти к себе в комнату и не выходить оттуда было неприлично, а сидеть и чувствовать себя незваной золушкой просто мучительно. Борис всегда встречал ее тепло, целовал в щеку, представлял гостям, но она постоянно читала в его глазах настороженность. Исчезала она только с уходом гостей. Как-то, когда она пришла чуть позднее обычного и застала дома уже почти привычную компанию, кто-то из мужчин ее спросил:

— Почему вы постоянно лишаете пас своего присутствия?

— Я учусь в вечернем институте.

— Вы герой в духе времени?

— Не понимаю.

— Я имею в виду, что вы учитесь и работаете.

— Да, я работаю токарем на заводе.

Она видела, как вспыхнуло лицо Бориса, как посмотрела на сына Ксения Петровна. В ее взгляде читалось: «Я же тебе говорила».

— Великий рабочий класс! Товарищи, я предлагаю поднять бокалы за единственного в этой компании представителя руководящего класса.

Это говорил все тот же мужчина. Он поднял свой бокал и, приглашая всех последовать своему примеру, залпом выпил его до дна.

— За наш родной! — Лена почувствовала, какой иронией были наполнены его слова. А мужчина уже вновь обращался к ней: — Скажите, а вам не трудно руководить нами?

— Кем это — вами?

— Ну, этим… Обществом, интеллигенцией…

— Нет, не трудно.

— У вас все так просто?

— У кого это у вас?

— У рабочих.

— А вы, позвольте узнать, из какого сословия — дворянского или купеческого?

Лена видела, как вытянулось лицо Бориса, как забегали глазки у Ксении Петровны. В комнате наступила тишина, в которой было слышно тяжелое дыхание мужчины. Он кисло улыбнулся и зааплодировал:

— Браво, браво. Вы мужественно стоите за честь своего класса.

— А я думаю, что интеллигентом может быть лишь тот, кто представляет честь именно этого класса.