Бетти Бити - Кентская красавица

Через несколько минут Мария извинилась. Она немного остыла после приготовления оладий и теперь была готова идти к повару. Она улыбнулась и закрыла за собой дверь в гостиную.

Мы уже допивали по второй чашке чаю, а Робин ел свою четвертую шотландскую лепешку, когда она попрощалась. Я слышала, как открылась и закрылась входная дверь и оживленно застучали ее каблуки. Еще как скрипела лестница и эхо вторило удаляющимся шагам.

Я взглянула на Робина. Интересно, заметил ли он — если действительно было что заметить. Но он, казалось, был поглощен своим занятием. Он намазывал маслом следующую лепешку.

— Вы простили меня, Шарлотта? — вдруг спросил он.

— За что?

— За то, что я рассказал об инженере-нефтянике и Элоизе Стофард.

— Ах, за это.

— Да. За это. Это ведь очень важно для вас, не так ли? — Он поставил тарелку и взял мою руку. — Хорошо, если не так, но я все-таки скажу, что думаю. Уверен, что он заискивает перед Элоизой и так крепко целует ее просто потому, что любит ее. И больше никаких тайных причин.

Я уставилась на крошки, лежавшие на полу, и промолчала. Я не знала, какая теория мне не нравится больше — то, что Билл дружит с Элоизой, потому что любит ее, или то, что он использует ее для успеха предприятия.

— Он целовал ее?

— Это, к сожалению, факт. Но это совсем не имеет значения для большинства людей. Особенно в эти дни.

— Полагаю, что нет.

Держащая мою руку рука сжалась.

— О, не беспокойтесь, доверьтесь мне.

— А я и не беспокоюсь, — сказала я неистово, несмотря на то что все время меняла свое отношение к этому.

— Уверен, что это пойдет вам на пользу.

Я пожала плечами. Тема была исчерпана.

Я поменяла предмет нашего разговора. Мы беседовали о Пенфорде и его обитателях, а несколько часов спустя перекусили цыплятами и салатом.

— Я надеюсь, сэр Беркли не имеет ничего против того, что вы здесь принимаете гостей мужчин?

— Конечно нет. Мария и я относимся к этой комнате как к своему владению.

— Я слышал об этом, — сказал он небрежно, с легкой иронией. И приподнял бровь, как бы не придавая значения местной сплетне, с которой он не считался и которую не любил.

— Нам обоим больше двадцати одного года. Мне, например, двадцать три, если быть точной.

— Ваш Билл Напьер позволил мне предполагать, что вы моложе.

— Билл Напьер мог это сделать. И он не мой.

— Правда. Но давайте не будем говорить о нем. Все наши разговоры, кажется, сводятся к Биллу Напьеру.

— Хорошо, мы прекратим их, — сказала я энергично. — Расскажите мне о себе еще что-нибудь. О ваших статьях и о том, как вы сделались журналистом.

Я налила ему немного кофе.

Он поднял чашку и улыбнулся:

— Люблю это. Я чайный и кофейный парень. — Он улыбался. — Но начну с начала. Родился, как вы уже знаете, в Вейкфилде. Отец был школьным учителем.

— Был?

— Да, прошлым летом ушел на пенсию. Стряхнул мел с пальцев и подвесил указку. Нет, я к нему несправедлив. Он чудесно обращался с ребятами. Никогда даже не повышал голоса с ними.

— Не то что некоторые, — прошептала я.

Я очень внимательно слушала Робина. Наконец он закурил трубку и стал вспоминать. Его мать сильно страдала от артрита и не могла дать ему многого. Но она писала статьи для «Вейкфилдской газеты», в основном о кулинарии и птицах на садовом столике.

— С тех пор пшеничные лепешки. — Я улыбалась.

— И жирные блины.

— А вы начинали в «Вейкфилдской газете»?

— Нет, сэр! Или, скорее, нет, Дева. Никаких спасательных веревочек, за которые вас тянут, никакого кумовства для таких вот Гиллеспи. Я начал с «Бюллетеня Батлея».

— Очень обнадеживает, — улыбнулась я снова. — А как насчет остальных членов семьи? Есть братья или сестры?

— Одна сестра. На семь лет старше меня и уже замужем. Так что я не могу руководить ею, как Билл Напьер вами.

— Опять это имя! — Я начала собирать тарелки на подносе. Я надеялась, что смогу легко отделаться от этого Билла Напьера. — Я лучше помою посуду до того, как вернется Мария.

— Я помогу. Я эксперт-посудомойка. Кроме того, полагаю, мне пора. Мы просто не хотели, чтобы кто-нибудь слышал наш разговор.

Мы договорились, что пока Робин моет посуду, я ее вытираю. Я показала Робину, куда ставит Мария прекрасный китайский фарфор и где можно найти чистое полотенце. Все было очень просто и все же романтично и как-то по-семейному, но в это время, как бы делая выговор, церковные часы пробили одиннадцать.

— Вы что-нибудь понимаете, Кентская Дева? Я чувствую себя так, будто мы давным-давно знакомы. В два раза дольше чем… вы сами знаете с кем.

Я была рада тому, что никто в этот час не прогуливается на задворках и не может увидеть наши тени на шторах.

Статья Робина Гиллеспи была напечатана на первой полосе «Кентского вестника» — как гвоздь номера. Заголовок объявлял: «Похищение Кентской Девы».

Я могу точно описать, как я себя чувствовала, когда впервые увидела это, могу вспомнить все до мельчайших подробностей, всю череду самых противоречивых эмоций. Страховая компания запросила точный размер миниатюры Гольбейна, и я была в библиотеке, проверяла, в то время когда зашел сэр Беркли.

— Выбросьте из головы эту миниатюру, — сказал он мне с раздражением, готовый вспылить. — Посмотрите на это! — Он развернул вызвавший его раздражение «Кентский вестник» прямо на стеклянной крышке витрины, в которой находилась миниатюра. — Начнем с тона — это совсем не то, на что мы рассчитывали. И во-вторых, сама статья! Читайте это! — В раздражении сэр Беркли снял свое пенсне и передал его мне, хотя прекрасно знал, что у меня нормальное зрение и в этом нет необходимости. — Я полагаю, что вы неправильно настроили этого молодого наглеца.

Никогда до этого момента сэр Беркли не делал мне подобных намеков и не подвергал критике. Я почувствовала, как к моим щекам приливает кровь. Я не могла даже себе представить, что новой парией стал молодой, знакомый и обязанный мне кое-чем журналист, наряду с таким чужаком, как Билл Напьер.

— Вы этого всего не говорили, не правда ли, Шарлотта? — Сэр Беркли произнес это быстро, постукивая по второй колонке длинной статьи.

— Я не была там еще, сэр. Я не имею понятия, что сказал ректор и леди из коттеджа «Фэтч».

— Они были весьма осторожны и сказали немногое, — резко ответил сэр Беркли.

— Я сейчас взгляну, — сказала я и замолчала. — Действительно, я абсолютно уверена, что ничего не говорила о Черчилле, несмотря на то что он останавливался здесь несколько раз. Я положительно никогда не упоминала его речи военного времени. И конечно, ничего не говорила об уличной стачке с использованием, если понадобится, в качестве оружия кастрюль, крышек мусорных баков и вил!