Маурин Ли - Счастливый билет

— А потом ты признался ему, что, по странному стечению обстоятельств, ты еще и начинающий драматург, — презрительно бросила Лиза.

— В самую точку, — нимало не смутившись, согласился Мэттью.

— У тебя что, недоставало веры в собственные силы, чтобы продвигать пьесы обычным путем?

Мэттью саркастически расхохотался.

— А что это за «обычный путь»? — поинтересовался он. — «Сухостой» отвергли восемнадцать театров; некоторые режиссеры хранили его у себя по целому году, а потом возвращали мне, не прочитав ни строчки. Дома у меня лежит еще с полдюжины пьес, ничуть не хуже этой. Шекспиру пришлось бы изрядно попотеть, чтобы пристроить в нынешнем Лондоне своего «Гамлета» — везде нужны знакомства. А я — всего лишь самый обычный парень, который понял, что без связей талант не стоит ни гроша. И когда я увидел свой шанс, то ухватился за него обеими руками.

— Я по-прежнему думаю, что ты — подлец, — холодно сказала Лиза.

— Вы можете думать обо мне все, что хотите. Но я предпочитаю называть это честолюбием. — Мэттью направился к двери. — Если я правильно помню, вы побывали замужем за двумя голливудскими режиссерами. Хотел бы я знать, чего бы вы достигли без их помощи.

— Я любила обоих, — возразила Лиза.

— Что ж, и Ральф мне нравится, — ответил Мэттью. — Вот почему свою новую пьесу я предлагаю в первую очередь ему. — Он кивнул на сценарий. — Это лучшее из всего написанного мной. Надеюсь, то, что случилось, не повлияет на ваше мнение, в противном случае вы причините вред себе, желая досадить другому. Мне, например. Ральф умен и играет прекрасно, и на сей раз я действительно написал эту роль для вас.

Мэттью заметил Лизу, сидящую в партере, насмешливо улыбнулся и отсалютовал ей бокалом. Она проигнорировала его, хотя и вынуждена была признать, что именно благодаря Мэттью последние годы стали для нее такими плодотворными и приятными. Она и подумать не могла, что будет получать удовольствие от лицедейства на сцене.

Барбара Хини прощалась с труппой. Лиза поднялась на сцену и догнала продюсера за кулисами.

— Давай я подвезу тебя на такси, а ты расскажешь мне о Тони Молино, — предложила она.

Барбара Хини делала вид, будто ничуть не интересуется личной жизнью других, но при этом знала буквально все о тех, кто пользовался хотя бы малейшей известностью, главным образом потому, что каждый день прочитывала «Гардиан» [105] Гардиан» ( The Guardian ) — ежедневная газета в Великобритании. от корки до корки.

— Мне известно лишь то, что я прочитала в газетах, — сообщила она Лизе по пути домой. — Тони не говорил тебе, что он — баронет? Кстати, он — сэр Энтони Молино.

— Сэр! — изумленно воскликнула Лиза.

— Этот титул принадлежит его семье вот уже несколько столетий. Тони унаследовал его от отца, который умер несколько лет назад, и стал членом парламента от Броксли в 1979 году, но чем он занимался до этого, я понятия не имею. Тони разведен, детей у него нет, живет он в старинном обветшалом особняке Феррис-Холл. — Барбара внезапно ухмыльнулась. — Он очень хотел познакомиться с тобой. Я сказала ему, что сегодня мы празднуем твой пятидесятый день рождения. Надеюсь, ты ничего не имеешь против.

— Ты говорила ему об этом? Он вел себя так, словно ничего не знал, — протянула Лиза.

— Наверное, ему просто нужен был предлог, чтобы польстить тебе, — сказала Барбара. — И, похоже, он в этом преуспел, раз ты им заинтересовалась.

— Так, совсем немножко, — беззаботно отмахнулась Лиза.

В субботу утром они с Тони вместе поехали на поезде в Йоркшир.

— Надеюсь, вы ничего не имеете против — я не люблю ездить на машине на большие расстояния, — сказал он, когда позвонил Лизе, чтобы договориться насчет уик-энда.

Она заверила его, что думает так же:

— Я ненавижу шоссе, а грузовики приводят меня в содрогание.

Тони провел ее в купе первого класса. На нем было укороченное двубортное пальто и брюки из рейтузной диагонали.

— Спасибо вам за цветы, — сказала Лиза, когда они уселись. — Они чудесны.

— Я проторчал в цветочном магазине целую вечность, пытаясь решить, какие цветы более всего вам подходят. В конце концов я решил, что это — тигровые лилии, но в продаже их не было, поэтому пришлось удовлетвориться розами, хотя, конечно, они не в состоянии воздать должное вашей красоте.

Он оказался очаровательным и внимательным собеседником, но, по мере того как поезд все дальше удалялся от Лондона, Лиза начала понемногу уставать от бесконечных комплиментов. Ее не покидало неприятное ощущение, что Тони льстит ей, чтобы скрыть неуверенность в себе, а это было по меньшей мере удивительно. Казалось, в ее обществе он чувствует себя не в своей тарелке. Лиза попробовала ненавязчиво перевести разговор на его работу, и он принялся описывать ей будни парламентариев в Палате общин. Наконец-то разговор стал по-настоящему легким и занимательным.

Когда поезд в полдень подкатил к перрону вокзала в Йорке, Тони сказал:

— Здесь мы выходим. Вообще-то, на Броксли идет железнодорожная ветка, но поезда, похоже, ходят только там, где им хочется. Пойдемте, нас будут встречать.

На привокзальной площади их ждал довольно-таки старый «мерседес». К ним навстречу спешил сутулый мужчина лет шестидесяти.

— Добрый день, сэр Энтони, — вежливо поздоровался он.

— Добрый день, Мэйсон. — Тони коротко кивнул и помог Лизе забраться на заднее сиденье, предоставив Мэйсону самостоятельно укладывать их саквояжи в багажник. Он не сделал попытки представить Лизу, и она подумала, насколько все-таки отношения между нанимателем и работником в Англии отличаются от таких же отношений в Америке, где наемные помощники зачастую становятся друзьями или членами семьи, как та же Милли, к примеру.

— Как здесь красиво! — сказала Лиза.

Йорк остался позади, и сейчас они ехали по узкой дороге, с обеих сторон которой высились серые, поросшие мхом стены. К горизонту убегали лоскутные одеяла полей, составленные из кусочков зеленого, коричневого и желтого тонов. Время от времени на глаза Лизе попадались каменные дома, уютно приткнувшиеся у подножия холмов или горделиво высящиеся на их вершинах. Окружающая местность поражала своей грубоватой, непритязательной красотой, от которой захватывало дух.

Они свернули на очень узенькую дорогу, обсаженную боярышником, на кустах которого уже вовсю распускались красные и белые цветы. Живая изгородь внезапно оборвалась, сменившись высокой каменной стеной, и вскоре машина подкатила к широкому въезду, по бокам которого высились гранитные столбы. На одной стороне кованой железной решетки красовалась надпись «Феррис», а на другой — «Холл». Впереди виднелся внушительный трехэтажный особняк из светло-коричневого камня. Одна сторона дома была одета в строительные леса, хотя рабочих нигде не было видно.