Тони Парсонс - One for My Baby, или За мою любимую

Из кухни выходит Джойс. Она смотрит на мою маму, любующуюся женьшенем.

— Нравится?

— Прелесть!

— Вы знаете, что это?

Мама прищуривается:

— Корень женьшеня, если не ошибаюсь. Причем самый настоящий, а не те пилюли и капсулы, которые приходится покупать в аптеке.

Джойс улыбается, довольная ответом моей мамы.

— Это действительно женьшень, — подтверждает она. — Вас вокруг пальца не обведешь. Да-да, это и есть знаменитый женьшень. Помогает от стресса. А еще когда вы устали. Когда вам грустно.

— Мне бы он здорово пригодился! — смеется мама, и мне хочется прижаться к ней и покрепче обнять.

— Прошу вас! — Джойс широким жестом приглашает нас занять любой столик в пустом ресторане.

Атмосфера в «Шанхайском драконе» в шесть часов вечера отличается от того, что здесь происходит, скажем, в полночь. Пока здесь нет пьяных. И если не считать нас с мамой, тут вообще нет ни одного посетителя.

Мы заказываем утку по-пекински. Моя мама справляется с палочками для еды куда проворнее, чем я мог предположить. Мы накладываем на оладьи лук, огурцы, кусочки утки и заливаем все это сливовым соусом. В соседнем зале, где выдают заказы навынос, обедает семейство Чан. Все столики в «Шанхайском драконе» накрыты белыми скатертями. Все, кроме одного, того самого, за которым питаются хозяева.

Сейчас здесь присутствуют все члены семьи. Джордж разливает по мискам суп с лапшой. Рядом с ним расположились его внуки. Отец детей, пухлый Гарольд, с шумом втягивает в себя лапшу, да с такой скоростью, словно хочет установить мировой рекорд по ее поглощению. Его супруга Дорис ест не столь поспешно, но при этом она так низко наклонила голову к миске, что у нее запотели очки. Джойс то и дело выдает строгие указания на кантонском диалекте мужу, сыну и невестке, но более всего — внукам. Одновременно она успевает проверить, все ли в порядке у нас с мамой.

Я осознаю, что начинаю завидовать этому семейству. Мне не хватает подобной близости, доверия и чувства родства, которые, наверное, всегда культивировались у Чанов. Их семья в полном сборе. И, глядя на их сплоченность, я ощущаю грусть. Даже, наверное, не грусть, а некое щемящее сердце желание снова испытать нечто подобное. Потому что когда-то я сам являлся членом дружной семьи.

К тому времени как мы расплатились по счету, Чаны уже разошлись. Джордж и Гарольд отправились на кухню, дети и Дорис поднялись наверх в свою квартиру, и только Джойс осталась в зале, чтобы встретить первых посетителей из бесконечного вечернего потока клиентов.

Мы покидаем ресторан, и Джойс успевает сунуть маме в руки коричневый пакет. Я уверен, что в нем содержится нечто такое, что поможет маме поскорее справиться со всеми горестями, которые произошли в ее личном мире.

— Это мой подарок вам, — с доброй улыбкой произносит Джойс.

Что же такого Роуз видела во мне? Она могла бы выбрать любого парня из своего офиса и имела бы потрясающий успех. Но почему ее выбор остановился именно на мне?

Потому что я милый. Похоже, это не очень завидное преимущество. Как правило, именно так говорят женщины парню, перед тем как поменять его на какой-нибудь мускулистый экземпляр, владеющий собственным «мазерати». Но Роуз был нужен именно милый парень. И она выбрала меня.

Да-да, я действительно был таким. Я всегда влюблялся в женщин, с которыми провел хотя бы одну ночь, даже если от меня этого никто не требовал или же любовь при некоторых обстоятельствах вообще оказывалась неуместной. Я не мог трахаться, не испытывая при этом самых нежных чувств к партнерше. Я никогда не мог понять тех молодых людей, которые при сексе ни о чем возвышенном не думают и слепо следуют лишь требованиям своей физиологии. Наверное, так происходит потому, что я слишком уж часто и подолгу слушаю пластинки Фрэнка Синатры. А еще потому, что секс мне всегда представлялся чем-то вроде путешествия на Луну на незримых крыльях, а не просто «перепихнином». И конечно, потому, что я не переставал искать свою любовь, одну-единственную и неповторимую.

Роуз сумела рассмотреть что-то необычное во мне, нечто такое, что было достойно ее любви.

Но быть милым вечно невозможно. Это свойство так же со временем исчезает, как улетучивается молодость и кончаются деньги. Оно пропадает как раз в тот момент, когда ваша бдительность засыпает. Вот посмотрите на меня сейчас. Я уже совсем не такой милый, каким был раньше.

Конечно, я не хочу отказываться от жизни, любви и всего такого прочего, но в данный момент со мной происходит нечто такое, чего изменить я уже не в силах, сама жизнь заставила меня почувствовать, будто смерть не за горами.

Я потерял веру и уже не знаю, сумею ли когда-нибудь вообще вернуть ее. Потому что до сих пор очень скучаю без Роуз и буду тосковать по ней вечно.

Сейчас только полдень, но частный клуб в Сохо уже полон строгих и миловидных мужчин и женщин. Они неспешно потягивают напитки и разговаривают о проектах, которым, скорее всего, никогда не суждено осуществиться.

Как, например, мечтам моего отца.

Если вас интересует мое мнение, скажу откровенно: свои планы они никогда не претворят в жизнь. Мой старик и его подружка станут влачить жалкое существование. Их чувства очень скоро угаснут. Не знаю, но что-то подсказывает мне именно такой печальный исход их романа.

— Надеюсь, ты придешь на свадьбу, — говорит он.

Я стараюсь спрятаться за стаканом минеральной воды без газа, а отец в это время нервно набирает себе из большой чаши целую горсть орешков. Я никак не могу понять, пытается ли он меня спровоцировать и рассердить всерьез, или же он в самом деле спятил.

— На чью еще свадьбу?

— На мою. На нашу с Леной свадьбу.

— А разве ты уже развелся?

— Нет еще.

— Значит, тебе удалось подыскать стоящего адвоката по бракоразводным процессам?

— Тоже нет.

— Тогда, может быть, еще рановато разучивать свадебные песни и разбрасывать конфетти, как ты полагаешь? Или ты поторопился разослать открытки с приглашением на торжество и уже заказал у кондитера свадебный торт?

Отец подается вперед, чтобы все, что он сейчас скажет, оставалось строго между нами.

— Я только хочу, чтобы ты наконец понял, насколько все это серьезно, — полушепотом сообщает он. — А ты только и делаешь, что посмеиваешься надо мной.

— Да ты просто тупой баран, почувствовавший себя на старости лет настоящим самцом. А это, к сожалению, совсем не смешно, папа.

— Я бы выглядел смешным, если бы вдруг полюбил женщину своего возраста. Но зачем бы мне понадобился тот, кто похож на меня самого?

— Как, например, твоя жена? Ты это хотел сказать?

— Я люблю твою маму, Элфи. Я всегда ее любил и буду любить. И собираюсь заботиться о ней в дальнейшем.