Тони Парсонс - One for My Baby, или За мою любимую

Я сажусь на диван и жду, когда боль утихнет. Бабуля отправляется на кухню, чтобы приготовить нам еще по чашке чая, а я, кажется, начинаю понимать, почему ей так нравится эта искусственная елка.

Рождественская ель в каком-то смысле напоминает человеческие отношения. Настоящая, конечно, безумно красивая, но с ней столько забот и хлопот!..

Вы можете найти разные причины и объяснить, почему предпочитаете искусственную елку. Но не станете же отрицать, что возни с ней гораздо меньше, чем с натуральной.

Получилось так, что теперь я сплю с Ванессой.

А начиналось все довольно невинно. Как-то раз замечаю ее возле школы Черчилля вместе с Витольдом. Они раздают прохожим наши новые рекламные листовки. Но горожан охватила предпраздничная суета. Сейчас буквально все спешат пройтись по магазинам и сделать нужные покупки к Рождеству. На моих учеников никто не обращает внимания, вот почему Ванесса сгибает листовки, изготавливает бумажные самолетики и запускает их в толпу. Витольд молча наблюдает за ее действиями и лишь смущенно улыбается.

— Присоединяйтесь к самым лучшим ученикам! — выкрикивает Ванесса, нацеливаясь самолетиком в бизнесмена средних лет и приглашая всех желающих учить у нас сразу несколько языков — испанский, итальянский и немецкий: — Estudia en Churchill’s! Studia alia Churchill’s! Studieren in Churchill’s!

— Что вы такое делаете, Ванесса? — интересуюсь я, потирая больную поясницу.

— Заманиваю новых клиентов! — смеется она и теперь приглашает потенциальных учеников учить польский и французский языки: — Nauka w Churchill’s! Etudiez a Churchill’s!

— Прекратите немедленно! — улыбаюсь я.

— Но иначе никому не интересно! — сообщает девушка. Она сердито топает ногой, надувает губы и демонстративно упирает руки в бедра. — Рождество ведь!

— Раздавайте листовки так, как это положено, — наказываю я и тут же добавляю: — Пожалуйста.

— А что мне за это будет? Может, вы заранее скажете, какой именно билет мне достанется на экзамене?

— Лучше я угощу вас чем-нибудь вкусным в баре. — Ванесса относится к людям, которые не могут жить без шуток. — Тем более что скоро Рождество. Ну, вы понимаете, что я имею в виду. Скажем, это будет бокал хорошего немецкого вина или что-то в этом роде.

— Все, что угодно, но только не немецкое вино!

— А мне нравится немецкое вино, — вступает в разговор Витольд.

Итак, чуть позже мы уже сидим с Ванессой в кабаке «Эймон де Валера», и я угощаю ее вином. Сегодня она сама на себя не похожа. Она не танцует, не флиртует и ни с кем не перекрикивается через весь зал. Ванесса сообщает, что не поедет на каникулы во Францию. Ей трудно решить, куда ехать, потому что ее родители разведены, но оставаться в Лондоне для нее еще хуже.

— Почему же?

Она бросает на меня мимолетный взгляд и объясняет:

— Потому что я все равно не смогу видеться со своим бойфрендом. Он проводит праздники с семьей.

Чуть позже я увижу его фотографии в квартире у Ванессы.

У нее хорошая квартира в богатом районе города. Она ничем не похожа на крошечную каморку Йуми или комнатку на чердаке в доме с хозяйкой, которую снимает Хироко. У Ванессы своя, хоть и небольшая, квартира в одном из престижных кварталов Северного Лондона. Стоит такое гнездышко более тысячи фунтов в месяц. Но, судя по многочисленным фотографиям Ванессы и ее бойфренда, где он собственнически обнимает ее за талию, можно легко предположить, что все расходы девушки оплачивает этот красавчик. Ему немногим за сорок, накачан, самоуверен. На безымянном пальце левой руки сверкает платиновое обручальное кольцо, а на губах — широкая наглая улыбка.

— Для него наступили трудные времена, — поясняет Ванесса, показывая мне фотографию, где они оба, счастливые, стоят у входа в какой-то сельский кабак. — Ему нужно обязательно находиться со своей семьей. — Она ставит снимок на место. — С детьми. И с ней. Но он с ней уже давно не спит. Правда не спит.

В эту ночь с Ванессой сплю я, и это ее немного приободряет. Не из-за того, что я обладаю головокружительной техникой секса, а потому, что ей кажется забавным, что она оказалась со мной в одной постели. Физически она ничем не напоминает ни Йуми, ни Хироко. Все у нее другое. И волосы, и грудь, и бедра, и кожа. И это новшество возбуждает меня (да и сам я очень «возбудительный»), и я уже готов наговорить ей кучу всяких глупостей. К счастью, ее полуулыбка останавливает меня от произнесения ненужных слов. Я понимаю, что эту ночь она не принимает всерьез, ведь ее сердцем уже владеет другой мужчина, потому совершенно не обижаюсь.

Чуть позже Ванесса начинает плакать в подушку, а я просто молча обнимаю ее. Я не задаю дурацких вопросов: «Что с тобой, дорогая? Что случилось?» Я знаю наверняка: что бы там ни было, оно никак не связано со мной.

Я лежу с открытыми глазами в темноте на чужой кровати и вспоминаю Йуми. Потом Хироко. Потом начинаю думать о Ванессе. Затем о том, как бродил по залам прибытия в Хитроу. И еще о том, как понял, что никогда не буду снова одинок.

Более того, я догадался, почему меня так притягивали девушки, прибывшие в Англию. Нет, вовсе не потому (как мог бы предположить психиатр), что мне нравятся случайные связи и я боюсь иметь постоянную партнершу.

А потому, что все они находятся далеко от родного дома. И даже если здесь они заведут себе множество новых друзей и подруг, если они почувствуют себя счастливыми в этом городе, все равно наступит время, когда им станет по-настоящему грустно. У этих юношей и девушек нет в Лондоне человека, который всегда был бы рад их компании. И им не нужно постоянно торопиться домой к кому-то близкому и желанному. В каком-то смысле они здесь остаются удивительно одинокими.

И, как это ни забавно, в этом они чем-то напоминают меня самого.

Я остаюсь верен своей жене.

Даже когда нахожусь в постелях других женщин, которые иногда разговаривают во сне на незнакомых языках, я все равно храню ей верность. Потому что никто другой меня не трогает. Никто даже близко не напоминает мне Роуз.

Я начинаю понимать, что для меня такое состояние является чем-то вроде благословения. Любить без любви — это нечто уже не столь страшное, как казалось раньше. Находиться где-то за пределами боли, там, где тебя никто не обидит и никто у тебя ничего не отнимет, — разве это плохое место для существования? Многое можно рассказать о не имеющих большого смысла и ничего не значащих отношениях. По большей части многие их просто недооценивают.

Во время таких свиданий никто никому не лжет. Эти своеобразные «сделки» проходят абсолютно честно, без обмана. И между прочим, съемные комнаты, где все происходит, вовсе не холодные пустые коробки, скорее наоборот. К тому же в наших отношениях нет тоски и занудства, никто из нас не находится в постоянном поиске выхода из создавшегося положения. Мы здесь, потому что мы сами того захотели. И нам не грозит смерть от тысячи ранений, которые человек получает, находясь в браке. Нет, нам опасаться нечего. Да и кто сказал, что в таких отношениях нет смысла?