Санта Монтефиоре - Шкатулка с бабочкой

Был, должно быть, уже час ночи, когда она по коридору тихо направилась в комнату, где спали дети. Она, крадучись, вошла и посмотрела на их безмятежные мордашки, освещенные тусклым лунным светом. Они спали, даже не подозревая о том землетрясении, которое перевернет их жизни завтра. Она нежно провела рукой по смуглой щеке Хэла и поцеловала его. Он пошевелился и улыбнулся, но не проснулся. Затем она на цыпочках подошла к спящей Федерике, возле которой на туалетном столике стояла магическая шкатулка с бабочкой. Элен взяла шкатулку и стала ее рассматривать, не открывая, чтобы не разбудить их музыкой. Ее сердце сжалось, когда она вспомнила счастливое лицо Федерики, с благодарностью смотревшей на отца и прижимавшей его подарок к груди, как сокровище, не потому, что он был ценным, а потому, что его подарил отец. Внезапно ее охватили угрызения совести. Она не может так с ними поступить, не сможет им сказать о своем решении, не может оставить их без отца. Ощущая необходимость отъезда для себя, Элен вдруг почувствовала неспособность использовать детей в качестве пешек в своей битве с Рамоном.

Всхлипывая, она отправилась по коридору в комнату Рамона, решив поговорить с ним о своих сомнениях. Она хотела сообщить ему, что осознала вдруг, что не в состоянии оторвать своих детей от всего, что было для них знакомо и привычно. Дрожа всем телом и задыхаясь от волнения, с затуманенным от слез взглядом Элен стояла у дверей его спальни, не решаясь войти. Она положила руку на дверную ручку и почти повернула ее, когда вдруг услышала голоса. Удивленная, она затаила дыхание, а прислушавшись, в ужасе отпрянула. Он занимался с кем-то любовью. Она мгновенно узнала его вздохи и услышала тихий шорох простыней. Когда прозвучал низкий удовлетворенный смех женщины, она ощутила, как ее сердце охватила ярость. Ей хотелось ворваться и поймать их на месте преступления, но она боялась Рамона, и так было всегда. Прижав ухо к двери, она попыталась распознать голос женщины. Послышался шепот и затем снова смех. Ее возмутило то, что он посмел заниматься любовью с другой женщиной, находясь под одной крышей со своими детьми. Потом ситуация прояснилась. Этой женщиной могла быть только Эстелла. Тут же она вспомнила их недавний разговор об Эстелле и ее любовнике и выражение гордости, появившееся в тот момент на самоуверенном лице Рамона. Без сомнения, он был доволен собой. Элен едва сдерживала свою злость и разочарование: ведь она была уже почти готова в очередной раз пожертвовать своим счастьем. А теперь стало очевидным, что он не был готов пожертвовать своим — даже ради собственных детей. Осознавая свое поражение, она повернулась и, вытирая слезы боли и унижения, отправилась в свою комнату.

На следующее утро Элен проснулась рано. Неудивительно, что спала она плохо и ее беспокойный неглубокий сон был наполнен тревожными сновидениями, вызванными озабоченным состоянием. Она ворочалась на простынях, сражаясь с последствиями измены мужа. Она была так близка к тому, чтобы поменять свое решение, но теперь уже ничто не могло его поколебать. Даже его раскаяние. Беззаботный щебет птиц и робкий рассветный свет снова вернули ее в сознание, и она с облегчением подумала, что ночь уже позади. Элен приняла душ и оделась, прежде чем закурить, чтобы придать себе храбрости.

Распахнув окна, она впустила в комнату свежий утренний воздух. Серебристо-серая поверхность моря была гладкой, ритмичный прибой нежно ласкал пологий берег. Это напоминало ей Польперро, хотя море в Корнуолле совсем другое. Там волны с силой ударялись о береговой песок, который был плотным, как глина, и очень удобным для строительства замков. Запахи ее родины тоже были совсем другими. Там в воздухе пахло соленым озоном, в крупном и влажном песке было полно крабов, а в лужах среди скал резвились шустрые мальчишки. Она погасила наполовину выкуренную сигарету в пепельнице и, глубоко вздохнув, направилась к двери.

Остановившись возле его комнаты, она заколебалась. Голосов не было слышно, но сквозь щелку в двери ее слух уловил довольное сопение удовлетворенных любовников. Припомнив унизительный шок, испытанный в момент своего ночного открытия, Элен решительно повернула дверную ручку и вошла. Рамон лежал на спине. Эстелла свернулась возле него, положив голову ему на грудь. Его рука лежала поверх ее длинных черных волос, которые свободно рассыпались по ее спине. Они были обнаженными, если не считать простыни, которая едва прикрывала их разгоряченные любовью тела. Элен стояла со скрещенными на груди руками, а ее рот превратился в тонкую линию, сжатую горечью. Рамон во сне ощутил ее присутствие и открыл глаза. Он не двигался, а лишь смотрел на нее, будто пытаясь понять, видит ли он ее в своих фантазиях или наяву. Рамон судорожно заморгал. Элен продолжала стоять, глядя на него с нескрываемым отвращением. Тут он осознал, что моргание не помогает избавиться от ее присутствия, и с ужасом понял, что это не сон. Он слегка толкнул Эстеллу, которая блаженствовала в полусне. Он снова толкнул ее, на этот раз более настойчиво. Девушка встревоженно открыла глаза и увидела Элен, стоявшую у кровати. Она задохнулась от ужаса, с воплем слетела с матраса и, проворно собрав свою одежду, выскочила из комнаты, всхлипывая от стыда. Рамон положил руки под голову и уставился на нее.

— Что ты себе позволяешь, Элен? — сказал он таким тоном, будто она несла вину за это вторжение.

Она замотала головой, не веря своим ушам.

— Что значит, я себе позволяю? — зашипела она в бешенстве. — Ты прелюбодействуешь со служанкой под одной крышей с женой и детьми. Ты что, совсем потерял совесть?

— Остынь, Элен, — произнес он менторским тоном. — Мы оба знаем, что от нашего брака остался только клочок бумаги. Ты ведь сама захотела со всем покончить. Лично я этого не хочу. В отличие от тебя я не желаю разрывать нашу семью на части. И какое тебе дело, сплю я со служанкой или с кем-то еще? — Он сел на кровати.

— Меня не интересует, Рамон, кого ты выбрал для адюльтера. Но я надеялась, что у тебя осталась хоть капля порядочности. Твои дети спят в комнате, расположенной в этом же коридоре. Что, если бы Феде приснился какой-нибудь кошмар и она спросонья прибежала бы к тебе? — приводила она свои доводы с горящими от возмущения глазами.

— Она этого не сделала, — спокойно произнес он.

— Спасибо Господу.

— Послушай, это ведь было твое решение оставить меня и забрать их в Англию, — напомнил он, повышая голос.

— Только потому, что мы тебе больше не нужны, — парировала она, почти выкрикивая слова от расстройства. — Ты сам говорил, что в ту самую минуту, когда возвращаешься домой, у тебя возникает желание снова уехать. Как после этого мы должны себя чувствовать? Мы уже не семья, и ты это прекрасно знаешь. — Ей хотелось, чтобы он возражал, что все не так, что он хочет попробовать начать все сначала, но он лишь прищурил свои холодные темные глаза и равнодушно смотрел на нее.