Элизабет Ренье - Прелюдия любви

— Тогда как я ничуть не похож на изнуренного, а? — Отец Сары похлопал себя по животу. — Ты права, мисс. Мне с каждым днем все труднее застегивать пуговицы на жилете. Позвони Фредерику, чтобы принес тебе вина. Давненько мы не пропускали вместе по стаканчику. Я скучал по тебе, моя дорогая. Правда, я мало с тобой виделся, когда ты была дома, но, когда ты уехала, дом стал чертовски тихим. Чем ты занимала себя в Сассексе?

Сара не решалась начать разговор, когда в библиотеку вошел дворецкий. Обрадованная возможностью отсрочить минуту, которой она страшилась, Сара беспечно произнесла:

— Я обо всем рассказала вам в письмах, папА. Большую часть времени я проводила в обществе Мэри, стараясь ободрить ее во время вынужденного отдыха.

— Похоже, ты стала заниматься исключительно больными. Что скажешь о Бретертоне?

— Боюсь, он очень слаб.

Сэр Уильям стукнул кулаком по ручке кресла, отчего дворецкий едва не пролил вино.

— Чертов разбойник! В наше время человеческая жизнь стоит пару гиней. А эти полицейские с Боу-стрит — их никогда не сыщешь, когда в них есть нужда. Они еще не поймали этого парня?

И Сара снова удивилась, как глубоко была скрыта от отца правда. Затем она вспомнила, что в течение нескольких дней он не выходил из дому, да и в любом случае не был завсегдатаем кофеен или клубов, где был известен Энтони. Люди, с которыми он вел дела, были богатыми купцами, не тратившими времени, чтобы обсудить какой-нибудь новый скандал с участием юного аристократа. Если бы он знал правду, как бы он к этому отнесся? Может быть, как предостерегала Сару мачеха, запретил бы бракосочетание и положил конец ее помолвке? Как бы это решение все упростило. Все было бы сделано за нее, и ей бы оставалось лишь повиноваться. Искушение становилось все сильнее, но Сара тут же отбросила его. Перед ее мысленным взором стоял Энтони — беспомощный, страдающий от боли, нуждающийся в ней, как не нуждался никогда раньше.

Был и другой, более важный предмет, который следовало обсудить в первую очередь. Сара подождала, пока Фредерик их оставит, затем выпила вино и крепко сжала пальцы.

— ПапА, могу ли я поговорить с вами о деле, которое глубоко меня тревожит?

Отец сидел перед ней, в своем красном жилете, сложив руки на животе.

— Разумеется, моя дорогая. Ты слишком молода, чтобы забивать свою хорошенькую головку тревогами о чем бы то ни было, в особенности теперь, когда ты уже и так расстроена из-за Бретертона. Не бойся, он поправится, на его стороне молодость и крепкое сложение. А теперь скажи мне, что это за тяжелая проблема? Ты потратилась в Сассексе? Хотя… не могу себе представить, на что ты могла потратить пятьсот фунтов в этой глухомани.

— Проблема куда более серьезна, сэр, — искренне сказала Сара. — Этот вопрос не касается меня лично. В конце концов…

— Давай, давай, дитя, говори же. Никогда раньше не видел, чтобы ты была так нерешительна. Неужели за время твоего отсутствия я превратился в людоеда?

— Нет, папА, конечно нет. Я уверена, что вы, как всегда, очень добры. Именно поэтому мне так трудно начать.

Сара налила себе еще один стакан вина и в смятении заметила, что руки у нее дрожат. Сейчас ей было даже еще трудней, чем она предполагала. Никогда раньше она не обсуждала с отцом ничего серьезнее, чем деньги на наряды, впрочем, и это никогда не вызывало между ними споров. Если ей нужны были деньги, ей стоило лишь попросить, и она их получала. «Ты слишком молода, чтобы забивать свою хорошенькую головку тревогами о чем бы то ни было», — он только что сказал это, и таким его отношение было всегда. До сегодняшнего дня она принимала это как должное и была только рада тому, что ее защищают от проблем, которые рождаются в большом мире — за пределами ее маленького, надежно укрытого мирка.

И даже сейчас ей оставалось лишь промолчать, и она снова сможет вернуться в этот удобный и уютный мир. Чего она надеется добиться, предложив для обсуждения столь противоречивый предмет?

Но внутренний голос, от которого нельзя было укрыться, был громче, чем побуждения ее слабого «я». «Вы можете сделать так много, — говорил Криспин. — Умоляйте вашего отца, обратитесь к доброй стороне его натуры… Это то, что сделала бы ваша мать. Если бы вы смогли его убедить…»

Сара глубоко вздохнула и вцепилась в ручки кресла.

— ПапА, это насчет ваших кораблей. По крайней мере, о том грузе, который они перевозят.

Тяжелое тело сэра Уильяма подалось вперед, его нога соскользнула с табурета, и он яростно выругался, не стесняясь присутствия дочери. Сара быстро наклонилась и положила ногу обратно на стул.

— ПапА, мне очень жаль. Я не хотела, чтобы…

Его кулак снова ударил по ручке кресла.

— Я это знал! Как только мать проболталась, что этот Данси в Клэверинге. Этот дом — рассадник аболиционистов. Вы говорили мне, что его там не будет. И только на этом условии…

— В то время, сэр, это было правдой, — перебила Сара, напуганная его гневом. — Он был в Бристоле.

— И могу предположить, зачем он туда отправился. Чертово любопытство, чертово шпионство — вот чем он занимается!

— Он… он заверял меня, что получил от вас и других владельцев разрешение подняться на корабль.

— Черт бы его побрал! Партия наблюдателей, вот как они себя называют. Наблюдатели! Чертовы шпионы, все до одного!

— Но, папА, почему вы должны возражать, если… если вам нечего скрывать?

— Ну конечно, я возражаю. Одно дело, когда эта партия гостей шляется туда-сюда по палубе, и совсем другое, когда их люди лезут в трюм. То, что находится под палубой, никого не касается — это все равно что открыть кухню твоей матери на обозрение каждому гостю, который ест у нас за столом. Там, без сомнения, имеются течи, которые нужно было заделать, так же как и грязь, которую оставляют за собой дикари.

— Так именно это вы имеете в виду? — спросила Сара, и лицо ее осветилось надеждой.

— Что же еще? О! Я вижу, они рассказали тебе кое-какие сказочки, Данси и эта девица Трехерн, которая разглагольствует и произносит речи по всей стране, да еще и ее братец, у которого за душой ни гроша. Нет сомнений, что они очень умно приукрасили свои рассказы и выставили меня дьяволом среди людей. Но чтобы ты слушала их, моя собственная дочь…

Его вид напугал Сару. Лиловые вены вздулись, складки на шее тряслись, глаза выпучились.

— ПапА, прошу вас, успокойтесь. Я не могу притворяться, что не знаю… определенных вещей, которые меня потрясли.

— Потрясли тебя! На самом деле это ты устроила мне сейчас потрясение, мисс Сара, оставь меня немедленно. Я не хочу больше слушать этой чепухи.

Сара сплела пальцы.

— Сэр, простите меня, пожалуйста, но я не могу уйти, пока не узнаю. Думаю, вы должны признать, что я отказываюсь повиноваться вам первый раз в жизни, но этот вопрос слишком важен для меня.