Николай Новиков - Предвыборная страсть

Когда они завернули за угол мэрии, оставив на мраморных ступеньках мрачно-озабоченного Бугаева и явно заинтригованного водителя, Лера взяла Андрея под руку, прижалась плечом к его плечу.

И дождь как будто бы исчез, как, впрочем, дома и деревья — и все, что было вокруг.

— Бугаева насторожила твоя самостоятельность, — сказал Андрей. — Что, мэру запрещено ходить без охраны?

— Почему же? Просто сейчас время такое: когда стемнеет, лучше не ходить по улицам. Опасно.

— А я все время слышу, что ты навела порядок в городе, у нас жизнь намного спокойнее, чем в других городах.

— Навела. Но не везде. У нас нет крупных разборок с автоматной стрельбой, заказных убийств. В этом плане почти порядок. Но есть же еще молодежь, подростки, которым не терпится показать, какие они сильные, смелые…

— Ловкие, — с иронией добавил Андрей. — Одним словом, замечательные комсомольцы.

— Нет, не ловкие, а… «крутые», как теперь говорят. Не нравится мне это слово, да лучше не скажешь. Но я ведь с тобой. Хоть и раненный, а есть у меня телохранитель. — Она улыбнулась ему. — Так что Бугаев зря волнуется.

— Хулиганы тоже не дураки, в такую погоду не станут шататься по улицам. Лера, а ты не ощущаешь себя Ельциным, который ездит по Москве в троллейбусе?

— Перестань говорить глупости. Да, я не езжу в городском транспорте, редко хожу пешком по улицам. Но без машины я бы и с половиной дел не справилась. Просто не успела бы.

— Даже с машиной тебе приходится несладко. Ты выглядишь усталой. — Андрей наклонился, поцеловал ее в щеку.

— Некрасивой, да?

— Нет. Этот вопрос мы уже сняли с повестки, как говорят комсомольцы. — Андрей улыбнулся, еще раз поцеловал ее в щеку. — Что бы ни случилось, ты всегда будешь самой красивой женщиной в мире. Но сейчас ты усталая, и мне это не нравится.

— Почему?

— Хочется помочь, но не знаю, как. Ты же моя любимая, тебя на руках нужно носить.

Он обнял ее за плечи рукой, в которой держал зонтик, а другой подхватил под коленки, легко вскинул на руки, закружился, разбрызгивая черные лужи на асфальте.

Она инстинктивно обняла его за шею, испуганно прошептала:

— Ох, Андрей, пожалуйста, перестань дурачиться.

Он бережно поставил ее на ноги.

— Боишься, почтенные горожане не поймут своего мэра?

— Меня никто не узнает сейчас, не поверят, что это я разгуливаю в обнимку с каким-то странным типом в синяках… А знаешь, приятно, когда тебя носят на руках.

— Но этого мало, Лера, милая ты моя! Хочется сделать так, чтобы ты никогда не уставала!

— Спасибо, Андрей. Рядом с тобой я чувствую себя прекрасно. Если б еще не думать о Борисе! — вырвалось у нее.

— Ну и не думай о нем.

— Его не было на службе, не было дома и на даче, я не знаю, где он, чем занимается… Как бы не выкинул еще какую-нибудь идиотскую шутку.

— Ты не сказала вчера, но… это он связал тебя?

— Да… Кто-то позвонил ему на службу и сказал, что на его жену готовится покушение. Вот он и решил таким образом удержать меня дома.

— Скотина! — с отвращением сказал Андрей. Представил себе, как Агеев врывается в ванную, хватает ее, скручивает, связывает… — Скотина! Я ему морду набью!

— Давай не будем об этом? Так хорошо идти с тобой по ночному городу, и хулиганы не страшны, и дождь не мешает…

— А можно задать мэру еще один вопрос. Кстати, слово «мэр» как-то не идет женщине.

— Задавай, но последний. — Она остановилась, потянулась к нему губами.

Она целовалась с закрытыми глазами, а он смотрел, видел близко это красивое лицо и никак не мог поверить, что самые чудесные его сны стали вдруг явью. Это она, его Лера?

— Неужели это ты? — прошептал он, отстраняясь и напряженно вглядываясь в смеющиеся зеленые глаза.

— Я… Но это вопрос не к мэру. — Она откинула голову, лукаво поглядывая на него.

— Господи, как я люблю тебя!

— А вопрос к мэру? — Она засмеялась.

— Да просто хотел спросить, как твои подчиненные отмечают день рождения самого высокого начальства?

— Зачем тебе это?

— Ответь, а я потом объясню.

— Обычно. — Она пожала плечами, снова взяла его под руку, увлекая вперед. — Я даю деньги, Марина и другие женщины накрывают в кабинете стол а ля-фуршет, кто хочет меня поздравить — приходят и… поздравляют. Выпивают, закусывают кто сколько хочет, я никого не ограничиваю. Посиделок на службе не устраиваю, но вечером домой приходят друзья, другие городские начальники с женами, и тогда уже начинается застолье. Но почему ты спрашиваешь?

— На службе, когда люди поздравили тебя, выпили, закусили, они могут на полчаса раньше домой уйти?

— Разумеется. Толку от их работы все равно мало. Ну говори, говори, зачем тебе понадобились эти сведения?

— Чтобы рассказать тебе очень похожую историю. В одном магазине директора поздравили с днем рождения, он поставил бутылку и умчался домой, встречать гостей. Ну, работники выпили и решили на полчаса раньше разойтись по домам. А в это время в магазин заходит мэр, поднимает шум, и на следующее утро пожилую женщину выгоняют с работы за пьянство.

— Это была твоя мать? Ну что сказать… Некоторые папины комплексы перешли ко мне, ты понимаешь, почему. Если все было так, как ты сказал, я совершила ошибку. Завтра же непременно исправлю ее.

— Я так и думал и уже сказал об этом матери. Она, правда, не поверила, но я сказал: завтра сама увидишь.

— Ах, так? Значит, я просто обязана сделать это именно завтра? Терпеть не могу, когда вынуждают что-то делать. Тогда я решу этот вопрос послезавтра.

— Охота тебе выглядеть злодейкой?

— Истомин! Ты как разговариваешь с… — Она запнулась.

— Орешкиной? Не знаю такую. Эту девушку зовут Лера Истомина, просто какое-то время она скрывалась под псевдонимом.

Так они разговаривали шестнадцать лет назад.

Лера опустила голову, печально усмехнулась:

— Орешкина бы стала Истоминой, но я теперь Агеева. У меня есть муж, и вообще много что изменилось, Андрюша.

— Ты — это ты, ничего не изменилось, моя хорошая. Ты моя Лера, Лерочка, вот и все.

Они остановились неподалеку от подъезда ее дома, укрывшись в густых кустах сирени и жасмина.

— Нет, изменилось, — капризно сказала Лера. — Мне страшно, Андрюша. А вдруг это… это просто отзвук прошлого, неудовлетворенное желание, неисполнившиеся мечты, и как только мы будем вместе, все изменится?

— Что должно измениться, любимая?

— Да все… ну, охладеем друг к другу, и слова окажутся просто словами и ничем больше.

— Они и так просто слова, потому что ими нельзя объяснить, что я чувствую, когда вижу тебя, когда обнимаю тебя, когда твои губы целуют меня. Когда ты рядом! Нет таких слов, Лера, нет! Так было только во сне, когда я видел тебя. Шестнадцать лет ты мне снилась, и всегда, всегда это было чудо, понимаешь?