Николай Новиков - Предвыборная страсть

Не так-то просто было сделать это. Руки тряслись, будто ехал на телеге по вспаханному полю. Но едва он наклонился к Бугаеву, как сразу двое парней в пятнистой форме просунулись в дверь, вскинув автоматы.

— Не двигаться! — раздалась команда. — Брось оружие!

Андрей вытащил пистолет из-за пояса, швырнул на пол, успев при этом подумать, что теперь-то ему точно не выпутаться из этой жуткой истории.

— На пол! Лицом вниз!

Андрей не торопясь выполнил команды, втайне надеясь, что его медлительность выведет из себя автоматчиков, и они прикончат его. Не то чтобы жить надоело — не жить, а выпутываться из бесконечных кошмарных ситуаций надоело. Если б хоть как-то нарушил он закон, не так обидно было бы! Теперь вот поди докажи, что не он стрелял в Бугаева! А еще и в комнате два трупа — Нина и Барон… Все!

Но автоматчики не торопились стрелять. Приблизились, один отбросил носком ботинка пистолет, навалился сверху, заламывая руки за спину, другой склонился над Бугаевым.

Коридор заполнялся людьми.

— Дышит Гена! А ну, взяли и бегом в машину, может, и повезет парню!

Андрея подняли на ноги, и он оказался лицом к лицу с Чупровым.

— Ну что, сука, допрыгался? — сказал подполковник и всадил кулак в солнечное сплетение арестованного.

Невыносимая боль пронизала все тело. Андрей застонал, стиснул зубы, клонясь вперед.

— Там еще двое с пулевыми ранениями, товарищ подполковник! Женщина мертва, а мужик еще дергается!

— Обоих в машину! — скомандовал Чупров. — И вместе с Бугаевым — в больницу! Свяжитесь с реанимацией, пусть подготовятся!

— Я не стрелял в него, — сказал Андрей, превозмогая боль. — Это Лебеда, я только в него хотел попасть, но он ушел в тот конец коридора. И в Барона, и в Нину стрелял он… Если поспешите, может быть…

— Заткнись! — оборвал его Чупров. — Я такие песни слышал, когда ты еще под стол пешком ходил. Кто мертвый — в того не стрелял, а палил в того, кто убежал. Неужели ты думаешь, что я такой дурак? На Вашурина работаешь, тварь?

— Я не знаком с ним…

— Память отшибло? — злобно усмехнулся Чупров. — Ничего, я постараюсь, чтобы ты вспомнил. И рассказал мне все!

Еще несколько часов назад она и представить не могла себе такого. Ведь ненавидела же, всей душой ненавидела эту рыжую стерву с зелеными глазами, готова была вцепиться в ее рыжие волосы!

Но исповедь «железной бабы» так потрясла Машу, что все перевернулось в ее душе. И, шагая по проспекту Кочубея в сторону телестудии, она поневоле только и думала об этой невероятной любви и, как ни странно, все больше и больше понимала Агееву. И Андрея. Действительно, как можно ревновать, злиться, если они шестнадцать лет любили друг друга и не могли встретиться? Такое и в книжках не встретишь, хоть сейчас этих зарубежных романов о любви — пруд пруди. На каждом углу продаются.

Шестнадцать лет! И ненавидели друг друга, а любили…

Маша дошла до перекрестка, подождала, пока загорится зеленый свет, и… повернула обратно.

В приемной Агеевой секретарша велела подождать, у Агеевой как раз был Гена Бугаев, Маша сразу догадалась: не случайно Агеева вызвала его, наверное, хочет помочь Андрею. И желание помочь им обоим только укрепилось от этой мысли. Разве не она разыскала Андрея? Не она выполнила его просьбу, пришла к мэру, хоть и трудно было это сделать?!

Поэтому она должна знать, чем же все закончится. Валерия Петровна обязательно найдет способ вытащить Андрея с этой свалки. Уже нашла!

И еще. Пусть она отняла у нее Андрея, но этой женщине, только ей Маша могла уступить своего парня. Тут уж ничего не поделаешь. От прежней ненависти и следа не осталось. Это ж надо — именно сейчас, когда у нее муж погиб, когда выборы близко, она не раскисла, не отказалась от любимого человека! Воистину железная… нет, не баба — леди!

И Маша бы так поступила. Но она не была мэром города, главным кандидатом на выборах в Государственную Думу. А Валерия Петровна была. И ей, конечно же, нужно помочь. Потому что это означает — помочь Андрею. Разве можно сидеть в приемной старого зануды Павла Ивановича, когда вокруг такое творится!

Когда серьезный Гена Бугаев вышел из кабинета, Маша без приглашения рванулась туда, не обращая внимания на раздраженный голос секретарши.

— Валерия Петровна! Я одна знаю, как все было, и я хочу помочь вам. Пожалуйста, не прогоняйте меня! — взмолилась она прямо с порога.

Агеева прошла мимо нее, плотно закрыла дверь, грустно улыбнулась.

— Спасибо, Маша. Не знаю, как ты поможешь мне, но все равно — спасибо. Я попросила Бугаева привезти Андрея ко мне, там он будет вне опасности, вряд ли Чупров осмелится искать его в моей квартире. Видишь, я ничего не скрываю от тебя.

У Маши дух захватило. Решиться на такое! Спрятать в своей квартире человека, которого разыскивает милиция всего города!

— Валерия Петровна… — Маша умоляюще посмотрела на Агееву.

— Хорошо. Если хочешь, поехали со мной. Подождем, когда Бугаев привезет его. Надеюсь, ты не станешь досаждать мне заявлениями о своей ненависти?

— Я… я уважаю вас и хочу быть рядом… — прошептала Маша. — Не знаю, чем сумею помочь вам, но я хочу это сделать, Валерия Петровна.

— Тогда поехали ко мне.

Вот гак и случилось то, о чем Маша и подумать не могла несколько часов назад.

— Валерия Петровна, хотите, я вам кофе сварю? — предложила она.

— Свари, — сказала Лера. — Там, на кухне, есть растворимый, поставь чайник.

— А обычный кофе, в зернах, у вас есть? — спросила Маша. — Растворимый, он все же не такой, как натуральный.

— Да? Ох, Маша, ты меня весь вечер смущаешь. Я-то привыкла к растворимому, честно говоря, и не знаю толком, как сварить настоящий кофе. Да и нет у меня кофе в зернах.

— Хорошо, я приготовлю растворимый, но потом обязательно научу вас варить настоящий кофе.

— Спасибо, Маша. Ты позвонила отцу, сказала, что находишься у меня?

— Да. Он не возражает.

Лера сидела на кухонном угловом диванчике, сосредоточенно растирая ладонью лоб, Маша стояла у плиты, ожидая, когда закипит вода в чайнике.

— Что-то долго нет известий от Бугаева, — сказала Лера. — Неужели это так сложно — найти Андрея и привезти сюда?

— Он там, Валерия Петровна, я видела его, разговаривала с ним. Наверное, скоро они приедут.

— Уже темно, — сказала Лера, качая головой. — Господи, если б ты знала, как мне хочется увидеть его!..

— Я знаю, Валерия Петровна.

— Ничего ты не знаешь, Маша. Когда я шла к врачу делать аборт, молила Бога: хоть какую-то вес-точку подай мне, что он помнит меня, просто помнит… Я не сделаю этого, и пусть меня проклянут родители, пусть я буду одинокой, бедной, но только бы он думал обо мне, вспоминал хоть иногда, хотя бы из-за ребенка нашего… Ничего я не услышала в ответ.