Максин Барри - Лёд и пламень

И после этого почувствовал себя лучше.

Джон Виттейкер чувствовал себя все хуже и хуже. А вот теперь ему стало совсем плохо. Так плохо, что, когда он остановил трактор и заглушил мотор, левая рука его уже онемела. Наклонившись к рулю, он ловил воздух широко открытым ртом, но это не помогало. Сколько он ни старался, никак не мог наполнить воздухом легкие. Открыв дверцу кабины, он наполовину вылез, а наполовину выпал из трактора. Ноги его погрузились в травянистый дерн; они больше уже не держали его. Он упал на землю, опираясь о нее руками.

Джон глянул прямо перед собой, стараясь не поддаваться панике. Вид долины был великолепен. Изумрудные поля, одетые свежей весенней зеленью, а высоко в небе пронзительный крик канюка, который описывал круги над долиной. Джон почувствовал, что ему жарко. Очень жарко. Жар начинался глубоко в груди и поднимался к горлу, делая дыхание еще более мучительным. Сколько бы воздуха он ни втягивал в легкие, все равно его было недостаточно. Вдруг руки его совершенно ослабели, и он повалился лицом в траву, чувствуя на своих пылающих щеках ее приятную прохладу и сырость.

Ощущая свежий, чистый запах земли, он думал о Марте. Она представилась ему сидящей на постели, одетая в скромную ночную рубашку с глухим воротом. Марта и ее мягкие округлые груди, на которых он засыпал добрых сорок лет своей жизни.

Джон чувствовал, как сердце колотится сильнее. Слишком тяжело, слишком быстро, слишком громко и очень болезненно. Слишком болезненно. Он знал, что ему осталось немного времени. Минуты? Да это и не так уж важно. Он подумал о своей жизни и не испытал сожалений. Он женился на хорошей женщине, которую крепко любил сорок лет. Имел двух прекрасных детей, а потом довелось заботиться о таком славном мальчике, как Хэдриан.

Марта… Джон снова закрыл глаза. Скоро он будет с ней наконец. И с Кэти. Ох, Кэти!.. Возможно, скоро он будет и с Кэти тоже. Как он не доглядел…

Канюк висел теперь прямо над его головой. Уголком глаза Джон видел, как стадо овец появилось на гребне холма. Наверное, они удивляются, почему он остановился здесь, а не подъехал к кормушкам с едой.

Брин.

Эта мысль оттеснила все: холод сырой земли, проникающий под одежду, жар, пламенеющий в груди, тяжесть собственного прерывистого дыхания и мысли о прошлом.

Брин. Что станет с ней?

Джон Виттейкер устало закрыл глаза и уже почти отстраненно, с дистанции, которая казалась вечностью, почувствовал, как все его тело начинает содрогаться. Хоть бы кто-то позаботился о Брин, молил он. Хоть бы кто-то полюбил ее…

Все померкло, и дрожь прекратилась. Овцы столпились вокруг него, но их призывного тревожного блеяния он уже не слышал. Только резкие крики канюка, кружащего высоко над его головой, продолжали нарушать мирный покой долины.

Нью-Йорк

Ланс Прескотт еще раз взглянул в зеркало, поправив и без того безукоризненный галстук. Мать наблюдала за каждым его движением. Она знала его очень хорошо, каждую черточку его, каждую слабость, каждый импульс, который двигал им. А как же иначе? Ведь сын был главным для нее в этой жизни.

Несмотря на свое скромное происхождение, Мойре удалось некогда поймать на крючок и женить на себе Клайва Прескотта Третьего, воплощение американского аристократизма, который жил хорошо и благоразумно умер молодым. Многие годы она была почтенной и уважаемой вдовой, принадлежащей к «старой гвардии». Одевалась скромно, но со вкусом, а благодаря игре в бридж поддерживала необходимые общественные контакты. Главной ее заботой было выплачивать долги. Но это не единственная забота, о нет. У нее было еще одно важное дело — Ланс.

Выходя замуж, Мойра не собиралась заводить детей. Но потом, когда осознала свое истинное, весьма незавидное финансовое положение, передумала. Ребенок вырастет и вступит в брак. И хотя, имея такого отца, как Клайв Прескотт Третий, он не будет иметь ни гроша, но приобретет кое-что более важное: родословную. Хорошенькая девушка может подцепить какого-нибудь новоиспеченного миллионера, жаждущего приобщиться к знати. Но Мойре, увы, снова не повезло. У нее родился сын. Однако тут были и свои плюсы. Мальчик мгновенно принес ей одобрение и мужа, и общества. Ведь она выполнила свой долг, произведя на свет наследника Прескоттов.

Мойра ревниво наблюдала, как сын растет, успокоившись немного только тогда, копа стало очевидно, что его детская привлекательность сохранится и в зрелом возрасте. Она всегда следила, чтобы он одевался, как нужно, ходил в ту школу, в которую нужно, и дружил с теми мальчиками, с которыми нужно. И снова, как всегда, выплачивала долги, от которых уж никак не могла отвертеться.

С Мэрион Вентурой она свела его с искусством ковбоя, пасущего стадо скота. Она скрупулезно фиксировала все данные о ней, все привычки Принцессы Вентуры, заведя специальное досье, куда все это заносилось — от любимого цвета девушки до ее любимого вина, от всех ее, даже случайных, контактов, до вечеринок и балов, которые она посещала. И вот все пошло прахом.

Отбросив грустные мысли, Мойра встрепенулась, заметив, что Ланс в который уже раз поправляет свой галстук.

— Он и так в порядке, — резко сказала она. — Оставь его в покое. Скоро гости придут.

Ланс испустил тяжкий вздох. Он очень бы хотел, чтобы этот званый вечер уже кончился. Его приводили в отчаяние расходы. У него с матерью был совместный банковский счет, и, хотя это ему совсем не нравилось, он не мог настоять на своем. Его деньги были ее деньгами, и Мойра тратила их как хотела.

— А вот и звонят. Останься тут! — приказала она, видя, что Ланс собирается направиться в спальню. — Горничная откроет. И ради всего святого, Ланс, не забывай, что это мой вечер. Все должно быть в порядке, — прошипела она. — А теперь, живо! Мы должны вместе встретить гостей.

Первыми прибывшими были, как всегда, Молли и Джерри Тинспин. За ними явились и другие сливки нью-йоркской «старой гвардии», блиставшие второсортными нарядами и драгоценностями, за исключением самой Мойры, которая носила только настоящего Валентино и драгоценности, принадлежавшие бабушке Клайва. Затмить хозяйку было нелегко, и большинство согласилось, что Мойра держится молодцом. Все знали, что денег, полученных при разводе с Вентурой, немного, но Мойра была одной из них, и каждый спешил засвидетельствовать ей свое почтение. В конце концов, видеть, что их вера в несгибаемую стойкость Мойры Прескотт полностью оправдывается, доставляло многим из гостей горячее удовлетворение. Поэтому они ели икру и омаров, пили настоящее французское шампанское и должным образом восхищались искусством Прескоттов выпутываться из любых финансовых передряг, позволив Мойре пережить момент торжества.