Джоанна Бриско - Будь со мной

— Да, — кивнула я.

— И до сих пор идет?

— По-моему, нет. Я все время проверяю.

— А в… в прошлый раз тоже так было?

— Да, но тогда это было намного раньше. Было… больнее, что ли.

— А сейчас боли нет?

Я покачала головой.

— Я не хочу в больницу. Я хочу быть здесь с… — посмотрела на нее, — друзьями. С Ричардом. С тобой.

Она притянула меня к себе, так что моя щека оказалась у нее на плече. Пригладила волосы на затылке.

— Милая моя, дорогая Лелия, — ее голос звучал так близко, теплой волной вливался прямо в ухо. — С тобой все будет хорошо. Хуже ведь не становится. Я буду рядом.

— Боже, я знала, что ты поступишь именно так.

— Если возникнут осложнения, поедем в больницу вместе.

— Спасибо, — сказала я и задышала спокойнее. Расправила плечи и села рядом с ней. Мы смотрели поверх лимонов на оранжевое небо, и, расставаясь с ней, я поцеловала ее ладонь. Я пошла к остальным гостям, а она медленно растаяла лиловым пятном в тени деревьев.

Позже я снова ее встретила. Увидела возле старого куста боярышника, там, где жасмин зелено-черной волной наваливался на забор. Похоже, она либо нарочно держалась в тени, либо просто вела себя так тихо, что Ричард до сих пор не заметил ее присутствия. Он как раз разговаривал с МакДарой у шатра. Галстук у него уже был распущен, и он водил рукой по волосам, которые слегка ниспадали на лоб. Когда я смотрела на него, я не могла поверить в то, что он стал моим мужем. Что бы я теперь ни думала, я официально стала его женой. В ту секунду я почувствовала, как во мне нарастает панический страх (что означает моя подпись? каким законам я теперь вынуждена подчиняться?), сменившийся чувством вины. Гости бегали вокруг, кричали и веселились, как дети. Глядя на них, я даже улыбнулась. На газонах было так много маргариток, их крохотные белые головки уже закрывались. Темно-красные розы сорта Элис в темноте казались черными, как кровь.

— Сейчас я… — нерешительно заговорила Сильвия. — Сейчас я… что? Ведь после этого…

Она взяла меня за руку.

— Да?

— Да. Я хочу сказать это именно сейчас. Я люблю тебя.

— О! — сказала я. — Знаешь, я бы…

— Тш-ш-ш, — шепнула она и, чтобы заставить меня замолчать, накрыла мой рот своим. Долго еще это прикосновение ощущалось на губах.

Со стороны шатра послышался громкий хлопок. Тишина. Взрыв хохота. Оркестр начал новую мелодию.

— Я нашла для нас маленький домик. Это наше первое убежище… и последнее, — сказала она.

— О Сильвия, — воскликнула я. К горлу подкатился комок. Несмотря на то что я всегда была уверена, что кроме Чарли в жизни Сильвии существуют другие люди, и подозревала, что она догадывалась, что я это понимаю, в тот миг больше всего на свете мне хотелось остаться с ней; поддержать ее, защищать, главным образом от себя самой. Почему мы выходим замуж за мужчин? В другой жизни или с другим складом ума я бы могла сбежать с ней, имела бы шанс жениться на своей нежной и хрупкой лучшей подруге, мы стали бы жить где-нибудь в небольшом доме и разговаривали бы ночи напролет.

Она взяла меня за руку и повела прочь от шатра в тень старого раскидистого бука с низко опущенными ветвями, где земля была сочнее и мягче, а трава выше.

— Смотри, хижина, — тихо сказала она. — Это хижина садовника.

— Хижина? — глупо повторила я. Я позволила ей увести себя в ночь с собственной вечеринки. Меня подстегивало детское волнение оттого, что я участвую в чем-то тайном, веду себя неправильно, и первое чувство провоцировало второе и наоборот.

— Давай зайдем туда, а то другие ее займут, — сказала она. — Здесь не заперто. Нужно только слегка подтолкнуть дверь, и она раскроется, специально для нас. Я приготовила место, на котором ты будешь лежать, как настоящая красавица.

Мы наклонились и сели рядышком, прижимаясь друг к другу висками, стали разговаривать. Я была уверена, что могу разобрать значение пульсации ее крови, разобрать смысл того почти не слышного звука, с которым соприкасались наши лбы, когда мы читали мысли друг друга.

Никогда еще в своей жизни я не переживала такой дружбы, как эта. Даже с Софи-Элен до Мазарини было не так, и с Кэлли, моей любовью из начальной школы, и с Энзо, проверенным другом, которому я полностью доверяла, и даже с Сюзанной, лучшей подругой, с которой мы дружили уже лет пятнадцать. У нас был роман, который протекал в плоскости мыслей, книг, магазинов, бесконечных разговоров. Мы звонили друг другу, когда Ричард и Чарли засыпали, и, сидя у телефонов в ночных рубашках, обсуждали Фонтане [49] Теодор Фонтане — немецкий писатель XIX века. , Саррот [50] Натали Саррот — французская писательница XX века. или Флобера, смеялись над всякой ерундой и бесконечно разговаривали о ребенке.

В спальне на Мекленбур-сквер она меня не поцеловала. Этого не случилось и в последующие дни. В то время я была сильно занята на работе — нужно было «подтянуть» некоторых своих студентов, подкомитет по образованию тоже отнимал много времени. Когда я принималась за работу, думала о ней, проводя сквозь дебри знаний очередного настырного выпускника, или тупо разбирала отчеты, я заметила, что к ощущению облегчения добавляется легкий привкус разочарования. Хоть об этом никогда не говорилось вслух, со мной она общалась так, чтобы об этом не узнал Ричард, что тревожило меня поначалу, — она записывала короткие музыкальные отрывки на моей голосовой почте, оставляла для меня записки на работе, слала эсэмэски и электронные письма на рабочий адрес. Каждое утро после приступа рвоты я ложилась на кровать и выдумывала новые способы нашего общения.

— Я приручу голубя, — говорила она. — Он станет почтовым голубем и будет каждый день летать к тебе через Блумсбери с моими посланиями.

Ребенка мы вынашивали вместе. Вдвоем заботились о нашей девочке — моя матка была ей уютным домиком, а разум и воображение Сильвии защищали матку, и даже зимой в парке, когда мы сидели в кафе со стеклянными стенами на Расселл-сквер и внезапно повалил снег, я чувствовала себя окруженной теплом и заботой. Мы следили за развитием малышки, Сильвия говорила что у нее есть специальная книга, где описаны все стадии развития плода. Каждую неделю, в пятницу, она рассказывала мне, какие изменения происходят внутри меня. Она покупала в киосках линейки и перематывала ленточкой сантиметр, соответствующий росту ребенка, а еще бывало, покупала мне книги, или открытку, или цветок соответствующей длины. Она знала, когда формировались внутренние органы, когда появлялись ногти, когда зародыш начинал воспринимать свет. Когда началась двадцатая неделя и нужно было идти на УЗИ, я взяла с собой Сильвию. Ричарду я об этом даже не сказала.

— На этой неделе у нее сформировались веки, — сообщила она. — Представь только!