Каролин Терри - Ловцы фортуны

— Я помогу вам покинуть дом, но могу ли я еще в чем-то вам помочь! Дорогой Рэйф, вы столько для меня сделали. Позвольте теперь и мне помочь вам.

Он заколебался, борясь со своей гордостью, но решился и взглянул ей в глаза.

— Деньги. Мне крайне неудобно просить, но не могли бы вы ссудить мне немного наличных? К сожалению, я не смогу обратиться в свой банк до понедельника.

— Я подумала об этом. — Лора протянула пачку банкнот.

Он спрятал деньги в карман.

— Не окажете ли мне еще одну услугу?

— Конечно.

Он быстро набросал несколько строк на листке бумаги.

— Пошлите записку сержанту Кингу вот по этому адресу. Пусть собирает команду и ждет меня на «Корсаре».

— А когда вы окажетесь на борту корабля, куда вы отправитесь? — Лора не скрывала печали.

— Куда-нибудь. Туда, где ветры и приливы примут меня. — Рэйф положил руки ей на плечи. — Но где бы я ни был, — тихо сказал он, — я буду думать о вас. — Он обнял ее, и в его поцелуе было чарующее сочетание нежности и страсти.

Затем, после того как Лора снова заперла дверь его комнаты, они выбрались на парадное крыльцо, и он исчез во мраке грозы.

— Он действительно изнасиловал тебя?

Лицо Рэндольфа было абсолютно непроницаемым.

— Да.

— Теперь ты, конечно, выйдешь за меня?

— Не обязательно, Рэндольф. У :меня пока нет причин опасаться, что могут быть… последствия.

— Все уже говорят об этом происшествии. Мы должны пресечь слухи, или бизнес пострадает.

Тиффани держала себя в рука. Однажды она сказала, что сам дьявол не сможет создать обстоятельства, при которых она выйдет за Рэндольфа, но она не принимала в расчет Мэтью Брайта.

— Я выйду за тебя, Рэндольф, но при одном условии. Я оставлю тебе банк, однако «Корт Даймондс» — мой.

— Согласен.

Рэндольф ответил сразу же, поскольку предвидел, какую позицию она займет. Он также был хорошо осведомлен о странных обстоятельствах изнасилования, и не был уверен в случайности того, что нападение произошло в доме давнего врага Джона Корта и столь скоро после его самоубийства. Несмотря на постоянные расспросы, Рэндольфу так никогда и не удалось принудить Джона Корта посвятить его в причину этой старой вражды, но было совершенно ясно, что недавние события связаны с ней. Однако он не выдавливал у Тиффани объяснений — он получил что хотел и пока что был согласен довольствоваться этим.

Они прибыли в Нью-Йорк с гробом Джона Корта на борту, и были встречены истерией толпы и клацаньем фотокамер. После похорон Тиффани отправилась в Ньюпорт готовиться к свадьбе. Достойной церемонии при данных обстоятельствах представить было невозможно, но она преуспела достаточно, чтобы не разочаровать обожающую ее публику. Она была одета в великолепное белое платье и позировала фотографам на террасе, придав лицу выражение, в котором было достигнуто верное сочетание счастья и скорби. На фотографиях был виден Рэндольф, который нежно улыбался ей, однако руки его покоились на трости с серебряным набалдашником.

Ночью Тиффани вернулась в свою прекрасную белую спальню, где горничная расчесала ее блестящие иссиня-черные волосы и поправила мерцающие складки шелковой ночкой рубашки. Оставшись одна, Тиффани неустанно ходила из угла в угол. Желудок ее сжимался от зловещих предчувствий, а лицо было бледным как смерть.

Когда вошел Рэндольф, она вся напряглась, но взглянула на него гордо, в ее глазах был вызов. В явлении Рэндольфа было некое несоответствие — он был в халате, но по-прежнему держал свою трость. Пожалуйста, взмолилась Тиффани, пусть все это побыстрее кончится!

Рот его дернулся.

— Снимай рубашку! — грубо приказал он.

Она уставилась на него. Как смеет он так разговаривать? Но затем она истолковала его слова как признак нетерпения, и, надеясь, что это ускорит представление, подчинилась.

Темные глаза Рэндольфа блеснули при виде совершенства ее белого тела. Этого он и ожидал, но равное удовольствие доставляло ему воинственное выражение ее лица. Он отложил трость и обнажил тело, белое и гибкое, как у нее, но с широкими мощными плечами и мускулистыми руками. Он сгреб ее, привлек к себе, впился ей в губы и почти задушил грубостью своего поцелуя. Держа ее за плечи, он постепенно стискивал их все сильнее, пока Тиффани, высвободив наконец рот, не охнула:

— Ты причиняешь мне боль! Ради Бога, давай поскорее с этим закончим!

— Ну, Тиффани, ты меня удивляешь! Я думал, ты страстная женщина.

Он еще сильнее сдавил ее, и лицо Тиффани скривилось от боли.

— Твои постельные манеры, Рэндольф, оставляют желать много лучшего. Я вряд ли сравню тебя с Казановой — ты точно не тратил время, чтобы ухаживать за женщинами и завоевывать их.

— Нет, — тихо ответил он, — мои вкусы гораздо ближе к одному из его современников. А ты предпочитаешь манеры Рэйфа Деверилла, Тиффани? Опиши их мне.

— Не будь смешон.

— Опиши мне! — быстрым, сильным движением он швырнул ее на постель, так, что она упала на спину, и нависнув над ней, ухватил за локти, наслаждаясь властью своей физической силы.

— Нет! — ее лиловые глаза горели на белом лице, тело напряглось от отвращения и страха. От запаха его одеколона ее тошнило. — Ты что, какой-нибудь извращенец или вуайер , который возбуждается от подобных вещей?

— Можно сказать и так.

Внезапно он выпустил ее, и она с облегчением слегка отодвинулась, обхватив себя руками, поглаживая нежную кожу и багровые отметины, оставленные его хваткой. Она повернулась набок, так что могла погрузить лицо в шелковую прохладу покрывал, радуясь ощущению, что он отстал от нее. Но тут она почувствовала обжигающую боль от жестокого удара по ягодицам.

Тиффани закричала и перевернулась на кровати, глядя на него, стоявшего с тростью в правой руке.

— Просто маленькая предварительная игра, Тиффани. Я надеюсь, ты мне подыграешь.

— Игра? Ты называешь порку игрой ? — Но она была испугана и это читалось в ее глазах. Тиффани осознала не только ужас нынешней ночи, но и всех последующих.

— Тебе не следовало быть такой гордой, Тиффани. И тогда у меня не возникло бы желания сломить твой своенравный дух.

Он снова занес трость с серебряным набалдашником, и Тиффани попыталась уклониться, но молниеносный удар настиг ее, она споткнулась и почти упала. Он замахнулся вновь, и она отчаянно рванулась, чтоб упредить его и дотянуться до колокольчика — вызвать горничную, но едва она коснулась звонка, как трость обрушилась на костяшки ее пальцев. Придерживая раненую руку, Тиффани забилась в угол. Однако она не сдавалась:

— Я с тобой разведусь! Я обвиню тебя в избиении!

Испарина выступила на его лице, он тяжело дышал, возбужденный насилием, как никогда раньше.