Бонкимчондро Чоттопаддхай - Клад вишнуита

Недоимки Хорболлоба к этому времени составили почти пятьдесят тысяч рупий. Выплатить такую сумму он не мог, и поэтому пришел ордер на его арест. В те далекие времена, когда в стране царило безвластие, а английское законодательство еще не действовало, особой правовой основы для выдачи такого документа не требовалось.

Все в усадьбе тестя Броджешора всполошились. Подумать только — молодой зять пожаловал к ним! В те времена мужья дочерей не часто удостаивали тестя своим визитом, вот и Броджешор редко наведывался в семью жены. В деревне поднялась суматоха. Рыбаки и их жены то и дело бегали к прудам за рыбой, так что всю воду в них взбаламутили Мальчишки бросили свои занятия у местного пандита и постоянно вертелись у них под ногами, норовя поживиться случайной рыбешкой. У молочника голова пошла кругом от беспрестанных заказов, которые так и сыпались отовсюду. Чего только от него не требовали: и варенца, и молока, и сливок, и творога, и топленых вершков, и масла. От волнения он то и дело совершал промашки — то вместо одного сера воды разбавит свои продукт тремя серами, то, наоборот — вместо трех серов дольет всего один. Торговец тканями тоже сбился с ног, без конца таская свой товар покупателям, — те никак не могли решить, какой чадор или дхоти они преподнесут гостю. Женская часть населения спешно принялась приводить в порядок свои у крашения — их подправляли, чистили, ожерелья нанизывали заново. Те, у кого не было золотых или серебряных украшении, бросились покупать браслеты из ракушек или обычные металлические, нимало не смущаясь тем, что они не из золота или серебра. Воображение дополняло им этот недостаток, и они искренне любовались покупками. Все готовили выходные наряды — без них немыслимо было показаться на глаза зятю. Завзятые острословы припоминали свои старые шутки и старательно оттачивали языки, а те, кто не блистал остроумием, пытались прибрать к рукам чужое добро. Однако продемонстрировать живость ума предстояло еще не скоро, этой забаве должна была предшествовать другая — пиршественная. В каждом доме образовался свои комитет по приему высокого гостя. Фрукты, овощи, напитки и прочая снедь заготавливались в неимоверных количествах. Сердца трепетали от радостного волнения и приятного ожидания.

Однако тот, кто вызвал весь этот переполох и ради которого затевались все эти хлопоты, пребывал отнюдь не в радужном настроении. Броджешор приехал сюда вовсе не за тем, чтобы предаваться удовольствиям, его привела жестокая необходимость — отцу грозило заточение и выручить его мог только сват. Он располагал достаточными деньгами, чтобы одолжить своему родственнику.

— Дорогой мой, все мои деньги принадлежат тебе, — сказал Броджешору тесть, когда тот обратился к нему с просьбой о помощи. — Кроме тебя, у меня нет наследников. Зачем же ты хочешь самого себя разорить? Ведь все эта деньги целы только до тех пор, пока находятся у меня. Стоит твоему отцу заполучить их, как он тут же их растрат Все они, до последней пайсы, достанутся ростовщикам.

— Ну и пускай, — запальчиво ответил молодой человек. — Мне богатство не нужно Главное — спасти отца.

— А для моей дочери главное — быть обеспеченной, — холодно возразил тесть. — Свекор не избавит ее от нужды, а деньги избавят.

— Раз так, — рассердился Броджешор, — то пусть ваша дочь остается со своими деньгами у вас. А зять, как я вижу, вам не нужен. Прощайте! Никогда больше моя нога не ступит в ваш дом.

Глаза отца Шагор вспыхнули гневом. Он стал отчитывать зятя за дерзость, тот ответил ему резкостью, а кончилось все тем, что Броджешор отправился укладывать вещи. Шагор пришла в отчаяние. Ее мать пыталась урезонить зятя, но безуспешно. Пришлось ей позвать дочь.

В доме свекра встречаться молодой жене с мужем в те времена не полагалось, однако у своего отца она могла себе это позволить.

— Не уезжай, — взмолилась Шагор, припав к ногам мужа. — Побудь здесь хотя бы день. Я ведь ничем не провинилась перед тобой. Подумай, что люди скажут, если ты сейчас уедешь?

Броджешор сердито отдернул ногу — он все еще был раздражен. В раздражении человек не следит за собой, его движения бывают резкими и могут привести к нежелательным последствиям. Именно поэтому, а может быть, в какой-то степени и из-за неосторожности слишком взволнованной Шагор нога Броджешора вдруг с силой ударила ее. Шагор решила, что муж в сердцах дал ей пинок, и отпрянула от него.

— Ты бьешь меня?! — вскрикнула она, вскочив на ноги и выпрямившись, словно разъяренная змея.

У Броджешора и в мыслях не было бить жену, и, если бы он откровенно признался ей в том, все кончилось бы миром. Однако он этого не сделал. Возмущение жены только распалило его.

— А хотя бы и так! — вызывающе ответил он. — Не забывай, что ты должна благоговеть перед моими стопами. Хоть ты и дочь состоятельного отца, твой родитель в свое время почтительно омыл их.

Шагор чуть не задохнулась от бешенства.

— Ты за это поплатишься! — пригрозила она.

— Как именно? — поинтересовался Броджешор. — Может быть, ты тоже ударишь меня?

— Я не такой низкий человек, как ты, чтобы драться, — ответила Шагор, — но я не буду дочерью брахмана, если ты…

— …в один прекрасный день не положишь мою ногу себе на колени и не станешь растирать ее, как какой-нибудь слуга, — проговорил вдруг женский голос за окном.

Шагор и сама хотела сказать что-нибудь в этом роде, а потому машинально повторила:

— …в один прекрасный день не положишь мою ногу себе на колени и не станешь растирать ее, как слуга.

— Прекрасно! — хрипло проговорил Броджешор. — Клянусь, что я буду не брахман, если еще хоть раз увижу тебя, прежде чем разотру тебе ноги.

Он повернулся и вышел из комнаты, кипя негодованием.

Шагор опустилась на пол и заплакала. В это время дверь комнаты отворилась, и появилась служанка, которая пришла поглядеть, как чувствует себя хозяйка после того, как ее покинул муж. Она принялась переставлять вещи, делая вид, будто занята уборкой. Шагор вспомнила о голосе, который только что слышала, и спросила:

— Это ты говорила под окном?

— Нет, — ответила та, — не я.

— А кто же?

— Я!

В комнату вошла незнакомая молодая женщина, прекрасная, как сама Бхагавати.

— Кто ты? — удивилась Шагор.

— Ты меня не узнаешь? — в свою очередь спросила гостья.

— Нет, — неуверенно ответила Шагор. — Кто же ты?

— Я Деви Чоудхурани.

— А-а! — Дрожа от ужаса, служанка медленно осела на пол. Металлическая тарелочка для бетеля, которую она держала, выпала из рук и со звоном покатилась по полу.

— Ш-ш! Молчи, негодница, — шикнула на нее Деви Чоудхурани. — Встань!

Та поднялась, но осталась неподвижной. Слезы текли по ее лицу. Шагор тоже испугалась, на лбу у нее даже выступила испарина — имя Деви Чоудхурани в этих краях заставляло трепетать от страха.