Миранда Гловер - Шедевр

Я сразу же обрела интерес к разговору. Эйдан хорошо поработал: мой владелец правильно понял требования, изложенные в контракте. Мысль о том, чтобы представлять Деву Марию в церкви, казалась небывалой и несколько провокационной.

— Звучит заманчиво.

— Ладно, Эстер, я могу еще что-нибудь для тебя сделать, перед тем как уйду?

Я немного подумала.

— Можно мне посетить завтра пару выставок?

— Вперед. Может, обнаружишь что-то интересное на Выставке современного искусства в Уитни. Расскажешь потом о впечатлениях.

Мое настроение улучшилось. Бен сказал, что машина будет ждать меня с десяти утра. В глубине души я хотела поехать одна, но знала, что не смогу чувствовать себя в полной безопасности. Бен попрощался и повесил трубку. Я ощутила новый прилив сил. Сначала я расстроилась из-за того, что вернулась в студию так рано и одна, но теперь мой ум сосредоточился на следующем выступлении. В поздних разговорах по телефону есть что-то эротичное, особенно с виртуальным незнакомцем. Я уже собиралась вернуться в душ и начать раздеваться, и вдруг меня осенило.

Завтрашнее представление — о непорочности. Я должна очиститься, прежде чем входить в образ. Я задумалась, выключил ли Бен камеры и ушел из офиса или же он решил понаблюдать за мной еще минуту, прежде чем надеть пиджак и поехать домой. Я вернулась в комнату, стала в центре и дождалась, когда красные и зеленые неоновые огни начнут мигать, затем медленно, но уверенно подняла футболку и сняла ее через голову. Потом по одному стянула гольфы. После этого — черный лифчик и стринги, которые надевала под костюм Изабеллы. Раздевшись, я постояла некоторое время, пока красно-зеленые огни освещали мое тело, потом, не спеша, сняла парик и бросила его на пол. Мои волосы были зачесаны назад, голова в темноте походила на голову скульптуры, кожа казалась белой как алебастр. Я постояла так с минуту, затем медленно описала круг, как прошлым вечером, когда изображала Кристину. После чего отправилась в душ и закрыла дверь. Теперь Бен точно знает, во что вложил свои деньги, подумала я.

Бен сказал, чтобы я поделилась своими впечатлениями. Шагая по Уитни, я поняла, что ищу чего-то, но не нахожу. Это искусство было непохоже на то, что я видела в Лондоне — оно было перегружено смыслом, но в нем не чувствовалось остроумия. Американцев нужно как-то расшевелить, отстраненно думала я. Общая тема называлась «Путешествия». Может, основное различие между современными американцами и британцами заключается в пространстве, которое они занимают? Границы нашего крохотного островка заставляют художников выходить за пределы если не страны, то сознания, тогда как в Северной Америке присутствует ощущение, что вы всегда можете собраться и переехать творить в другое место. Ведь, размышляла я, если переезжать каждый год из штата в штат или возвращаться в те, где уже побывал, не выезжая из страны, можно более пятидесяти раз начинать творческую карьеру заново. Возможно, именно это является причиной ограниченности их искусства.

В Великобритании выбор невелик. А у меня, например, его и вовсе нет: только Лондон. Я отказалась от сельской местности как от неподходящего для жизни места, сразу после того, как оттуда уехала, и никогда не испытывала желания вернуться. Я ощущала, что хочу и обязана жить в столице. Мне очень понравились мои путешествия в Париж, Венецию и Вену. Каждый раз, когда у меня в кармане лежит билет на самолет в какую-нибудь другую страну, у меня возникает чувство, словно меня временно выпускают из тюрьмы. Грохот турбинных двигателей означает для меня возможность выбраться за пределы самой себя, служит сильнодействующим наркотиком. Я ощущаю себя свободной от ежедневных забот, которые остались на английской земле. Может, в США кажется, что ты можешь путешествовать, никуда не уезжая?

Было около полудня. Я начала думать о постороннем — верный признак, что выставка неудачная. Шофер Бена подождал меня снаружи. Я с облегчением вышла из галереи на улицу, втягивая сквозь зубы ледяной воздух. Я встала рано, и в голове все еще стоял туман от вчерашних коктейлей. Сев в машину, я попросила шофера отвезти меня в Квинс, где временно находился Музей современного искусства. Я нуждалась в настоящем шедевре, чтобы сгладить негативное впечатление, произведенное на меня выставкой. Пока мы ехали, мое сознание озарялось короткими вспышками прошедшего вечера: огни вечеринки, бесконечные улыбающиеся лица, Соня и мой полуночный стриптиз — без сомнения, снятый на пленку. Я представила, что испытывал Бен, когда смотрел на меня. Я чувствовала, что немного перегнула палку. Получилось довольно глупо, но другая часть моей души, неспокойная бунтарская половина, лишь упивалась произведенным эффектом.

Музей располагался в нескольких современных складах. Даже в его временном жилище обнаружилось мало экспозиций, которые могли бы меня заинтересовать. Вскоре я стояла перед городским пейзажем Восточного Лондона работы Гилберта и Джорджа и с удивлением обнаружила, что тоскую по дому. Затем я подошла к портрету Фриды Кало: костюм, короткие подстриженные волосы, недавний развод с Диего Риверой; состриженные локоны на полу напоминают крысиные хвостики. И тут я поняла, где видела Соню раньше. Сходство было поразительным — чистая кожа, легкая бесполая фигурка, крошечные белые ручки. И костюм. Может, Соня играет в ту же игру, что и я, и сумела достичь полного сходства со своей героиней? Эта мысль потрясла меня, и я поняла, что мы можем стать с ней друзьями. Мне не терпелось увидеть ее сегодня.

Покупая открытки, я была неожиданно польщена, когда студент за прилавком узнал меня, несмотря на меховую шапку и высокий воротник, и попросил автограф. Это странным образом вернуло мне веру в себя, заставило почувствовать свою значимость. Я попросила водителя отвезти меня домой, но перед этим остановиться на Пятой авеню. Мне хотелось пройтись. Зазвонил телефон. Это была Соня. Мы договорились встретиться в кафе на Вест-сайд.

Я шла среди пешеходов, которые спешили по заледенелым улицам и не узнавали меня, мимо «Таймс» и конькобежцев, выделывающих пируэты рядом с Центром Рокфеллера. Я пришла по указанному адресу раньше: маленькое изысканное еврейское кафе со столами, покрытыми красными скатертями, и аппетитными запахами копченой говядины и ржаного хлеба. Проголодавшись, я заказала сэндвич, затем выпила чашку крепкого горького кофе. Соня опаздывала.

Я попробовала собраться с мыслями. Как бы мне самой ни нравились мои представления, сумею ли я сделать из них нечто цельное, как обещала вчера ночью Бену по телефону? Я подумала об Эве. Я не говорила с ней со дня аукциона, но каждый раз, как у меня возникала сложная ситуация, я вспоминала о ней. Интересно, какого она мнения о результате торгов? Как бы она распутала все, что я натворила? Независимо от желания, ее отношение ко всему происходящему в моей жизни имело для меня значение. Даже несмотря на то что она была настроена против моего проекта, я понимала, что Эва — единственная, кто смог бы понять его сокровенный смысл, да так оно и произойдет. Этого ждут члены комиссии Тейт, Бен и Эйдан, и пресса, которую, впрочем, больше устроил бы мой провал — это стало бы сенсацией. Но я не могу просить Эву о помощи. Мне невыносимо видеть на ее лице эту улыбку — «Я же тебе говорила», — когда она узнает о моих проблемах и будет искать пути их решения.