Наталия Рощина - Обмануть себя

— Ты такой замечательный…

— Не надо, прошу тебя. Я чувствую себя обреченным больным, которому внушают, что он поправится, — Андрей почувствовал, как тонкие пальчики зашевелились в его ладонях, и отпустил их. Валя положила руки на колени и села неестественно прямо, вытянувшись, как струна. — Оставь мне чуточку надежды, если можешь.

— Я ни с кем не обсуждаю свою личную жизнь, но ты правильно заметил, что у нас с Вадимом есть проблемы. Они так давно, неотступно идут с нами по жизни, что иногда мне кажется, я свыклась с их существованием и перестаю их замечать. Иногда — весь мир теряет краски, становится черно-белым, мрачным. Тогда мне не хочется открывать утром глаза, но кроме моих желаний и эмоций существуют потребности еще одного, очень дорогого человечка. Порой только они придают мне силы. Я смотрю в его глаза и воскресаю, понимаешь?

— Ты говоришь о сыне?

— О Димке. Ему будет пять лет. Практически мы с ним не расстаемся. Только когда я усиленно готовилась к выставке, я часто отвозила его к родителям Вадима, бабушке. Ему это не нравилось, но самое главное, что я спокойно относилась к разлуке. Раньше полдня без него казались пыткой, а тут… — Валя повела плечами. — Извини, я говорю совсем не то, что ты хочешь слышать.

— Ты говоришь от души, я все понимаю.

— Андрюша, я хочу, чтобы ты знал: мое присутствие здесь, сейчас уже означает мое неравнодушное отношение к тебе. Признаюсь, я шла не на деловую встречу — на свидание. Я давно забыла эти ощущения и хотела снова побыть в роли настоящей женщины. Ты подарил мне удивительный вечер, — Валя немного расслабилась. Ее поза уже не была такой напряженной, как несколько минут назад. — Я бы не хотела, чтобы наши отношения дали трещину.

— Кто-то говорил о расплывчатых формулировках, — усмехнулся Закревский.

— Не забывай, что я — замужняя женщина. Мне простительно.

— Я ни на минуту не забывал, что ты — жена моего друга.

— Твои слова и ранят, и врачуют. Мне хочется вскочить и убежать. Я не делаю этого, чтобы не выглядеть глупо и чтобы не разорвать ту нить, которая связывает нас. Давай не будем пока торопиться. Просто я буду знать, что у меня есть друг, человек, на которого я могу положиться.

— Как скажешь. Разве можно настаивать, — Андрей снова наполнил бокалы. Он чувствовал себя совершенно разбитым. Ему тоже хотелось выбежать из полумрака маленького зала, оставив за спиной недоуменный взгляд Вали, ее недосказанные слова, фактический отказ. — Самое время перевести разговор на другую тему.

— Не мешало бы, — согласилась Валя.

— Тогда еще один вопрос о твоих картинах, — Закревский налил вино в бокалы. — Почему ты рисуешь небо?

— Между нами только небо, — задумчиво ответила Валя. — Между мной и мамой, между мной и родителями. Они смотрит на меня оттуда, а я стараюсь приблизиться, ощутить их присутствие. Так я соединила нас троих, чего не случилось, пока они были живы. Мне их очень не хватает.

— Не думал, что ты ответишь так.

— Опять разочаровала? Все просто, просто и сложно. Важно, чтобы картины трогали сердца, касались самого сокровенного. Я рисовала их для себя, поверишь? Теперь я знаю, что их увидит огромное число людей, и испытываю боязнь: достучусь ли? — Валя подняла бокал. — Давай еще по чуть-чуть. За что на этот раз?

— За тебя, за твое счастье, за исполнение желаний. Они снова коснулись бокалов друг друга, медленно, смакуя, выпили искрящееся вино. Легкий хмель расслабил Валю. Она чувствовала необъяснимую грусть, хотя на душе было легко. Она не хотела смотреть на часы. В который раз за последнее время она делала что-то для себя, только для себя. Она была удивлена, что не испытывала угрызений совести на этот счет. Она ничего не отнимала ни у мужа, ни у сына. Ей был нужен этот вечер, глаза Андрея, его слова. Она не могла до конца понять, что происходит. Наверняка все идет так, как должно. Она не делает ничего плохого, Андрей — тоже. Просто встретились два одиноких человека. Ведь и в кругу многочисленного семейства можно чувствовать себя одинокой. Каждодневная суета не оставляет времени на размышления, но стоит остановиться, как разоблачающие мысли лезут в голову. Отбрасывая любовь и привязанность к сыну, Валя не стала снова обманываться — она одинока. Материнская любовь — это одно, непонимание любимым человеком — другое. Поэтому она здесь. Поэтому она не станет спешить домой. Эти несколько часов свободны от всех обязательств.

Валя улыбнулась, заметив, как пристально наблюдает за нею Андрей. Ей хотелось, чтобы у него не осталось неприятного осадка после этого вечера. Он столько души вложил в свое нелегкое признание. Она должна как-то выразить ему свою благодарность. Словно отвечая ее мыслям, Закревский снова взял ее руку в свои.

— Спасибо тебе. Теперь у меня столько воспоминаний останется. Не думал, что я еще не совсем очерствел, — Андрей оживился. — Нам предстоят великие дела, Валя Белова. Я всегда буду рядом. Я больше не стану говорить о своей любви. Только ты, пожалуйста, не забывай, что мое сердце открыто для тебя, для тебя и Димки. Мой дом — твой дом. Не забудешь?

— Обещаю, — тихо ответила Валя.

— А теперь пойдем танцевать?

— С удовольствием. Сто лет не танцевала.

— Прекрасно. Я — тоже, — Андрей поднялся, не выпуская руку Вали. Улыбаясь, она следовала за ним на середину танцевальной площадки.

Медленная музыка, плавные движения, взгляды, когда не нужно ничего говорить. Его руки нежно касались Вали, она обняла его за шею, закрыла глаза. В какой-то момент она почувствовала, что заплачет. Стало так больно, что такие счастливые минуты дарит ей не Вадим. Неужели в их жизни этому нет больше места? Валя открыла глаза, мгновенно встретив вопросительный взгляд Андрея. Вале показалось, что его зеленые глаза излучают какой-то только ей видимый свет. От него стало так тепло, уютно. Она почувствовала себя защищенной, воздушной, сказочно богатой. Улыбнувшись, Валя чуть крепче обняла Андрея.

— Мне так уютно, так хорошо, — прошептала она ему на ухо.

Белов не хотел идти домой. Он не был уверен, что там его ждут. Такое положение сложилось за последние месяцы. Можно было прийти и снова обнаружить записку вместо домашних. Димка слишком часто за последнее время остается у родителей не только на день, но и ночевать, а он и Валя ложатся спать, стараясь не касаться друг друга. Четко разложенное одеяло, пограничная линия между двумя телами, чтобы даже тепла не ощущать. Самое трудное — делать вид, что уже спишь. Он чувствует, что Валя подолгу смотрит на него, потом все-таки осторожно опускается на подушку и засыпает. Спальня превратилась в самое тихое, бесстрастное место в квартире. В гостиной, на кухне хотя бы изредка происходит выяснение отношений, в детской шумит Димка, а здесь — тяжелая тишина, едва улавливаемый ритм дыхания.