Мария Лебедева - Горький мед

— Ну почему же, — слегка смутившись, возразила Ольга, — с удовольствием съем кусочек селедки.

За обедом Ольга старалась сохранять чувство приличия, но ее неожиданно проснувшийся интерес к соленому не ускользнул от внимательных глаз сотрудников.

— Непременно Мусе передам, что ее заготовки имели у вас большой успех, — обращаясь к Ольге, с улыбкой проговорил Никанорыч и, не удержавшись, лукаво прищурился и добавил: — Как говорили в старые добрые времена, что-то вас, дражайшая Ольга Михайловна, на солененькое потянуло…

При этих словах Ольга поперхнулась, Одуванчик осуждающе покачала головой, а Искра Анатольевна укоризненно протрубила:

— Сергей, неужели нельзя без пошлостей?!

Общую неловкость разрядил робкий стук в дверь.

— Войдите! — хором воскликнули все, немало удивившись этой вежливости, не принятой в стенах издательства, где в любую комнату, кроме кабинета директора, входили как в свою, вовсе не заботясь о планах и желаниях ее обитателей.

На пороге стоял взволнованный «почитатель», прижимая к груди большую коробку конфет. Увидев, что угодил в самый разгар трапезы, он смутился и забормотал извинения.

— Теодор, вы как нельзя вовремя, — ободрил его Никанорыч. — Просим вас великодушно разделить с нами, так сказать, хлеб-соль.

Женщины стали наперебой настойчиво приглашать его, и смущенному «почитателю» ничего не оставалось, как сесть за стол вместе со всеми.

— Я, честно говоря, не знал… не предполагал… думал, к чаю… Вот! — сказал он, протягивая конфеты Никанорычу.

— А это, Теодор, не по адресу, — возразил тот. — Я, да будет вам известно, сладкого вообще не переношу, кроме разве варенья и особенно меда. По сладкому у нас Ольга Михайловна специалист, — мигнул он в сторону Ольги, — хотя, надо вам заметить, в последнее время…

— Никанорыч! Опять за свое?! — грозно прикрикнула на него Искра Анатольевна, и тот с притворно обиженным видом молча развел руками: вот, дескать, слова сказать не дают.

«Почитатель» испуганно передал коробку Ольге.

— Федор Михайлович, голубчик, не слушайте вы этого старого балабона, — бесцеремонно заявила заведующая. — Попробуйте-ка лучше кухню его жены — пальчики оближешь!

После обеда последовало чаепитие, растянувшееся еще минут на сорок и скорее напоминающее митинг, чем мирное дружеское застолье. Спор велся в основном вокруг грядущего развала страны, причем женщины считали отделение республик их законным и естественным правом и всецело были на их стороне, а мужчины, прекрасно понимая неминуемость этого отделения, настаивали на сохранении Союза и предрекали, в противном случае, всевозможные беды и несчастья.

Все разгорячились, даже Одуванчик, раскрасневшись, била себя в грудь сухоньким кулачком и запальчиво восклицала:

— А как же, Сереженька, права человека? Объясни! — И белый пух воинственно топорщился на ее голове.

Первой от митинговых страстей очнулась Искра Анатольевна и, взглянув на часы, громко простонала:

— Друзья мои, если все будут так работать, как мы, страна развалится сама по себе, и, уверяю вас, скорее, чем мы думаем.

Вечером, войдя в квартиру и сбросив куртку, Ольга сразу устремилась на кухню, вынула из целлофанового пакета одну из больших толстых селедок, купленных по дороге, и, не имея терпения очистить ее, а лишь наскоро промыв под струей воды, с вожделением вонзила зубы в жирный, лоснящийся бок. Когда от рыбы остался один скелет, она, довольно улыбаясь, поставила чайник на плиту и пошла в прихожую снять сапоги. Незнакомая до сей поры, внезапно возникшая тяга к соленому забавляла ее.

Она повесила одежду в шкаф, надела халат, и совершенно неожиданно, когда наливала в чашку чай, ей вспомнились вдруг слова Никанорыча: «Что-то вас, дражайшая Ольга Михайловна, на солененькое потянуло…»

Ольгу как громом поразило: до нее отчетливо дошел наконец коварный смысл этих слов, сказанных Никанорычем в шутку. Рука с чайником зависла в воздухе, сердце часто и испуганно забилось, словно раненый зверь, попавший в капкан. Она заметалась было по квартире в поисках календарика, где отмечала свой женский цикл, но вдруг остановилась, с ужасом припомнив, что последние месячные были у нее в августе, еще до приезда в Александровку.

Боже мой, как же она, дуреха, об этом не подумала и даже не вспомнила? Кирилл… самое начало сентября… первое… нет, второе, точно второе… а сегодня? Господи, уже пять недель почти! Как же так? Он ведь даже ни о чем не спросил ее тогда, а она… она не предупредила… да и сама забыла, не подумала, что дни были «опасные». Значит, ни ему, ни ей в ту ночь и в голову не приходила мысль об опасности такого рода…

Нет, но она-то, она… «Сама виновата, — разозлилась на себя Ольга, — вот и грызи теперь селедку с утра до вечера…» Да, такого промаха с ней еще не случалось… И с Игорем, и с Вадимом, не говоря уже о давних, более или менее случайных возлюбленных, Ольга четко соблюдала свой, как шутила Светка, «девичий график» и не позволяла себе так забываться, как с Кириллом. И ведь с Игорем они были целых три года! А тут всего-то одна ночь — и на тебе, беременна на все сто!

«Да, прав был дядя Паша, — с горечью подумала Ольга. — За все в этой жизни приходится платить…» Вот и ей нужно расплачиваться теперь за ту ночь неземного блаженства, какого-то дьявольского наваждения, а главное, считала она, за то, что совсем забыла тогда о дяде Паше. При мысли о том, что наказана справедливо и страданиями сумеет смыть вину свою перед ним, Ольга ощутила даже некоторое болезненное удовольствие, сродни тому, какое, видимо, испытывает мазохист при воспоминании о порке.

Обессиленная, она сидела на пуфике в прихожей, и в голове, как когда-то, после звонка Ираклия, молоточком билась лишь одна мысль: «Надо… что-то… делать… Надо… что-то… делать…» Вдруг ее осенило, она потянулась к телефону и набрала номер Беркальцевых.

— Тетя Тамара?.. Это я, здравствуй… Как ты себя чувствуешь?.. А бессонница? То средство помогло?.. Ну отлично… Слушай, у меня к тебе важное дело… и срочное… Нужна помощь твоей Капитолины, помнишь, два года назад она Светке помогла?.. Нет, теперь не Светке… Ну кому-кому… мне, вот кому… Да не дурю я… Да, точно… Пять недель почти… Тетя Тамара, умоляю тебя… Ты же знаешь, меня это не остановит, я и в районную больницу могу, и в платную, только не хочется мне с ними связываться. А Капитолина человек надежный, проверенный, утром — у нее, вечером — уже дома… Да не схожу я с ума… Да, решила твердо… Что?.. Который час? Семь. А что?.. Ну все, хватит, пожалуйста, не уговаривай меня, ради Бога… И Иришке не говори ничего, я только тебе, даже Светка не знает… Ну ладно, завтра позвоню. Если ты откажешь, обращусь в платную, в кооператив какой-нибудь. Все. Целую.